Одно милое эротическое приключение юности побудило меня к изучению психоанализа. Обдумав свой небольшой, полученный в приведенном случае опыт, я стал применять его на практике.

  Наташа была интеллигентно воспитанная девушка с хорошими манерами, но без снобизма, который часто присущ детям богатых родителей, мотающихся по загранкомандировкам.

  Мы честно дружили, как говорится, не переходя за рамки, хотя я всегда желал большего. Наташе мешало чересчур светское воспитание, требующее выдерживать дистанцию длительное время даже с симпатичными ей людьми. Не будучи девственницей или пуританкой, она все же казалась неприступной, разве что без излишней суровости.

  Жила Наташа преимущественно одна...

  Как-то раз я напился. Было очень тоскливо шляться по зимнему городу, прикладываясь к одной из бутылок "Белого Аиста", набитых в мой кейс.

  Смутно сознавая неадекватность бытия собственному сознанию, но самооправдываясь темнотой и холодом на улицах, я заявился к Наташе.

  Уютно, тепло сидим за "Аистом", ящик в углу что-то из мира животных кажет, про птиц. А мы рассуждаем о современной поэзии, Наталья пирожки с некоей утятиной постановила быть закуской, тогда как из угла рассказывают о птичьем размножении, и что самцы приносят во время брачного ритуала в зобу пищу и отрыгивают ее в качестве подарка самкам. В беседе мы сходимся на том, что поэт и современник Д.А.Пригов — изрядная Личность, а вот индивидуальнсти в его стихах маловато.
Или наоборот?
Неважно.
Я, например, могу написать стихотворение — от Пригова не отличишь.
Куропатки на экране визгливо отдаются самцам, отрыгивающим еды побольше и посвежее.
   — Но в бомонд запросто не попадешь за одну творческую индивидуальность, тут нужно быть Личностью.
   — Нет, — не соглашалась Наташа, — просто надо грамотно предъявить свое творчество, побольше и посвежее.
   — Где ждут своих тетерок глухари, — сообщил из ящика усатый Розенбаум.

  Что-то я перебрал, подумал я про себя, как-то мне даже не по себе, от "Аиста", наверное, или утятины, и песня по-зоологически непонятная, это все равно что "где ждут своих синичек воробьи", "где ждут своих фламингов марабу...",
   — Слушай, Наташа, стихи, ужасно приговые:

Отложу яйцо в твою берлогу
Подо мной мясистый круп дрожит
Ночь нужна. Мересьев емлет ногу.
И кишка с кишкою, говорит,
    Не сходится...

  А человек с человеком должен сойтись, Наташа, особенно, если как мы с тобою, то скорее и ближе, чем как правильнее, не лоси ведь в лесу, мы правду знаем, сокровенное должны знать, кто еще роднее, чем интимное приличие или в ванной, а когда чувство локтя переходит в тугую такую эрекцию или как сейчас принято "натянуть веревочку", потому что никто пока в стиле "Штокгаузен" целоваться не умеет, то им еще общий язык находить и находить, как в игре "липкие палочки", но мы-то с тобой, Наташа, всегда были выше головы, правда?

  Мне вдруг стало дурно, я резко в стал с кресла, содрогнулся находу в конвульсии и, как потрясеный землетрясением колосс Родосский, вышвырнул скомканные перистальтикой утиные пирожки на коврик перед изумленной Наташей.

  Последующее я плохо помню, только Наталья переместила меня в то, что называется "совмещенный санузел", закинула мою голову в душ, застирала испачканную рубашку, велела ничего не говорить, а раздеться и мокнуть в ванне.

  Я неожиданно пришел в себя только в ее постели, Наташа сидела при свечах в расстегнутом халате, одну руку возложив на мой голый живот, другую прижимая к губам: "Тс-с!". Ее соски напряглись и словно протянулись вперед; лучшая (в тот момент) часть меня освобожденной диванной пружиной взвилась к потолку.

  Наташа обхватила руками эту башню, и я почувствовал ее крепкое дружеское рукопожатие. Из личной скромности не буду описывать впечатления той ночи, скажу лишь, что Наташа меня в положительном смысле очаровала.

  Наутро я мучительно задумался, что же эаставило ее столь непринужденно и решительно ввести меня в свою интимную сферу, тогда как вчера я, кажись, к этому более чем не располагал.
   — Наташа, — спросил я, — почему ты выбрала такой момент, чтоб меня... соблазнить?
   — Ты сам меня соблазнил, точнее, спровоцировал.
   — Чем? Я же был в страусину пьян!
   — Ты был такой изящный и одновременно беспомощный, прямо как Мандельштам, или там... как щегол, или щенок фламинги, точнее, птенчик фламинго, вот как.

  Удивительное дело, господа. Я подумал, подумал еще, и понял: "Личность", назовем это так, — это личина, социальная маска индивидуума, личностное поведение — поведение артиста, играющего роль перед окружающими.
  Поведение и место личности в мире обусловлено культурой, то есть установками морали, социальной иерархией, образованностью и т.д. И все нанизано на, скажем, "индивидуальность", назовем ее так. Это когда мысли и поведение человека не детерминированы культурной оболочкой.
  Например,когда человек один, в пустыне, в космосе или ванной, лишь тогда, вне давления культурной среды, он может позволить себе громко запеть, пукнуть, помочиться влево и вправо, жадно кушать или чесаться в неустановленных правилами этики местах.
  И даже — думать о чем угодно, мечтать и чувствовать себя вольно, как птица.

  Женщинам проявлять индивидуальность проще, они ближе к природе, они — сама природа. А "личностью" им быть труднее, поэтому женщин меньше в науке, политике, искусстве и других социально-культурных областях жизни.

  Любовники в постелях проявляют свою индивидуальную природу, а не личностно-социальные качества.

  Раскрепощенно-пьяный, я сначала спровоцировал Наташу на переход в "индивидуальное" состояние, а потом отрыгнул пищу. Сразу же сработал глубоко заложенный в ее сознании архетип ухаживания за самкой. Она приняла мое благоуханное подношение и пригласила к спариванию.

  Будем как птицы!

Р.S. Автор просит не рассматривать данный материал в качестве рекламы коньяка "Бепый Аист". В тоже время текст и не являет собой попытку дискредитировать замечательный напиток.