28 октября 1989 г. мы отмечали 100-летие со дня рождения Нестора Махно (1889-1934 гг.) Сейшен проходил в доме культуры в очень пролетарском районе Москвы. Там выступали группы «Гуляй-поле», «Папа Бо», «Анч» (Москва) и «АУ» (Питер). Свою знаменитую поэму читал Дрон. Всё было очень весело и стрёмно. Я уже писала, как инициировал мероприятие Андрей Панов (Свинья). И как оно проходило, и чем закончилось. Прошло много лет. Мне звонит единственный оставшийся живым в нашем рокенролле человек Олег Коврига и приглашает прийти на празднование дня рождения Махно. Опять. Правда в клуб в самом центре Москвы, в день уже непразднования Великой Октябрьской социалистической революции. А что, сейчас ведь всё можно и разрешено делать, если это обсерает прошлое нашей страны. Даже помогут ещё. Нынешний режим «не замай», а прошлое, советское, сталинское, брежневское заваливай и пинай без стеснения. Пусть молодняк резвится, наркотиками балуется, песенки разные поёт, но на фоне рекламных плакатов. Это мы разрешаем. А вот «Воля или смерть» - этого не надо. Пусть останется для тоталитарного «совка». Оно там и осталось. Что же есть сегодня? В типичном новорусском пивняке с офигенными бордовыми абажурами в рюшечках сидели за столиками сытомордые реальные пацаны с девахами. А на сцене их развлекали вполне прилично играющие ребята. Сначала некий Вова Терех с совершенно чудесной девушкой на басу. Девушка была очень стильной: винтажные белые туфли на каблучках, оттуда же платьице. Сразу вспомнился потрясающий женский группёшник «Восьмая марта». Они с барабанщиком рубили вполне слаженную и увесистую ритмуху в традиционном, но сейчас редко встречающемся стиле «чистого панк-рока». Главное, что девушка тащилась по полной – это было так приятно чувствовать. А вокалист очень живенько и драйвово пел что-то про секс и не матерное почти. Это тоже по нашим временам большая редкость и смотрелось свежо. Я уже собралась пуститься в пляс, а мой друг так и вовсе камеру бросил и уже задвигал собой.
Но тут со сцены пошёл, я так поняла по реакции немногочисленных фанов группы под сценой, известный им шлягер с припевом «давай кокаин и секс». Меня это сразу напрягло. Исчезло очарование иллюзии прошлого. Попёрло гламурно-новорусское гадство. Танцевать расхотелось. И чем больше молодняк под сценой сканировал «кокаин и секс», тем меньше мне хотелось второго. А уж первое я и вообще всегда категорически отрицала. Вспомнился давнишний разговор со Свиньёй, который происходил как раз во времена перестроечного разгула и начала горячей дружбы рокеров с властями. Помните тогда по всей стране прходили стадионные тусовки, типа «Рок в защиту демократии», рокеры любят Ельцина и прочая лабуда. Я спросила у него, в концерте под какими политическими лозунгами он принял бы участие? Он ответил: ни под какими...разве что «Рок против наркотиков». И это сказал крутой панк и настоящий рокер. В наше время тотального онаркотивания молодняка с молчаливого согласия и попустительства властей эта тема особенно горяча для думающих людей. А тут вроде интересная группа, наш в доску организатор, а со сцены несётся такая бредятина. После концерта Коврига подвёл меня к Терещенке и я спросила его об этом. Мальчик ответил, что видел на ю-тьюбе ролик, в котором Лимонов нюхал кокаин и трахался. Это было неэстетично и он написал такую песенку, как ответ Лимонову. 
Дальше можно было с мальчиком и не разговаривать, но из уважения к Ковриге я всё же попыталась сказать, что мудак Лимонов – обычный тусовщик, как все тусовщики он – человек совершенно нетворческий. 
И старомодный трах с гарниром из наркотиков – это самое то для него, ибо такое всегда было в русле тусовочного движения всех времён и народов. А сейчас у нас при расцвете масс-медийных собчак-зверевых-шуров это становится обыденным мэйн-стримом, скушным и бездарным. Так зачем же имитировать призыв «Кокаина и секса» под политически-анархистский? Эта имитация может показаться молодым ребятам серьёзным путём к требуемой их молодым организмам нонконформности. Терещенко (?) не понял меня. Он всё выпендривался, говорил, что он «не отсюда», что он «вселенский скиталец». Стало совсем скушно: у нас уже есть марсианка Агузарова с концертами на корпоративах в Крокус-центре, есть братья Самойловы с тоже некогда типа бунтарской песенкой об опиуме и нынешним публичным челобитьем перед нашим Покемоном об освобождении из тюрьмы борца с наркотиками Бычкова. А то, что именно после песенок «Агаты Кристи» подростки ломанули за наркотиками, как за модным и весёлым приколом – это не мучает Самойловых по ночам? Я думаю, что им по-прежнему насрать на ребят, которые слушают их типа рок. Как насрать на всех и Макаревичу с его «Поворотом», и Шевчуку с его Помидоровым. Но как же хочется, чтобы кому-нибудь из тех, кто играет русский рок было не безразлично то, что происходит вокруг?
После TRAVЫ песни Панова пел изрядно постаревший Ник Рок-н-ролл. Слегка обрюзгший, в очках, не помнящий тексты, но старательно всматривающийся в листки со словами. И в этом что-то было... Он как бы был простым транслятором, техническим приспособлением для передачи нам песен Андрея Панова. Я закрыла глаза и передо моим внутренним взором пронеслось всё-всё, связанное со Свином, как будто это было вчера: вот он такой выпендражистый на людях и такой застенчиво-мягкий, когда мы остаёмся одни и разговариваем о западной музыке, которую он прекрасно знал. Вот я у него дома в Питере на его дне рождения. Все пьют и скандалят, а он где-то в уголке на полу прикорнул и дремлет. Он у меня на замечательном сейшене с Приговым и «Среднерусской возвышенностью», на знаменитом махновском концерте, на фестивале «Сырок», с которого у меня была его единственная качественная концертная запись. Потом он как-то угасает после того, как его стали вытаскивать на ТВ, дёргать с записями, предоставлять студии тогда, когда он был не готов к этому. Я дистанцировалась от него. А вскоре его не стало. Сейчас его песни опять звучали со сцены «вживую». Это, конечно, не он. Но всё же пусть будет лучше так, чем никак. И он по-прежнему пел о рейгане и нейтральной полосе, а не о наркотиках и сексе. И матерных слов не было слышно. По сравнению с тем, что поют нынешние панк-попперы типа Шнура и Сукачёва, всё было так «ослепительно нежно»! И я постаралась не видеть мещанских бордовых абажуров, пробираясь с закрытыми глазами к выходу из клуба, не обращала внимание на бюргерские пивные кружки, на молодых обдолбанных ребят в маечках с Че и логотипом «Playboy» за одним столом, не замечала рекламирующих сигареты плакатов и дурацкого написанного латинскими буквами GOGOL на сцене. Не хотела расплескать то немногое позитивное, что получила в этот вечер.
