- Доктор, у меня яйца звенят. Я, наверное, феномЕн.
- Действительно звенят. Да вы, батенька, просто мудозвон.

Жаль, что в жизни всё становится хуже и хуже… Воздух, вода, погода, вино, хлеб… Да, хлеб. Кстати, о хлебе. В 1992- 93 гг. в городе Тула издавался прелестный самиздатовский рок-журнал с хлебным названием «Польский батон». Статья о нём в энциклопедии рок-самиздата начиналась трогательной цитатой Гёте о том, что все пишут сначала просто и плохо, потом ещё как-то не так, зато потом уж и просто и хорошо. А тринадцатилетний школьник из Тулы сразу стал писать и просто, и хорошо. Я помню прослезилась, представив умненького-разумненького мальчика, будущего рок-идеолога и профессионального альтернативщика-бунтаря. Русская рок-культура будет жить и жить, «пока в стране советской такие дети есть».
Прошли годы. Не стало «страны советской», не стало рока и культуры. Но мальчик-то Александр Минайчев (Вук) жив, растёт, мужает – значит надежда есть. И в Туле шебуршат какие-то тусовки, в инете появился уголок Вука с текстами «Батона» и музыкальными новостями из города оружейников и самоварщиков. Всегда теплело на душе, когда я думала об этом. Меня покидало чувтво одиночества и финитальности всего сущего, и, прежде всего, моего обожаемого рокенрола: ведь тульский мальчонка ещё дёргается, ещё надеется на что-то. И нам всем, следовательно, не гоже складывать лапки на посудомоечной машине в экстазе отупения. Как я обрадовалась, когда однажды раздался телефонный звонок и дружелюбный мужской голос сказал, что он – Вук из Тулы и хочет встретиться с нами. Мы встретились за чашкой кофе, выяснили, что сейчас Александр живёт в Москве и играет современную электронную музыку в проекте «Красная книга». Я не страдаю пока избытками материнских чувств по отношению к молоденьким мальчикам, но тут особый случай и я сразу загорелась сделать сейшен для заслуженного бойца рок-андергаунда. Меня, правда, несколько разочаровала беседа с Вуком: я не почувствовала «блеска мысли» и «парадоксальности метафор» в его разговоре, но после его ухода мы решили, что гениальные дети частенько не переносят в своё взрослое состояние интеллектуальной остроты детского бытия. Это печально, но не страшно. Всё равно они никогда не бывают уж полными дураками. Как я ошибалась!
На сейшене в отличном зале с хорошим аппаратом и всеми техническими возможностями, типа компьютеров в неограниченном количестве, проектором, прямым выходом в интернет и прочими прибамбасами я увидела на сцене в составе группы «Красная книга» пьяного в стельку сопляка, падающего на стол с пультами и компами, тыкающего по клавишам негнущимися грязными пальцами, из колонок вырывались монотонно-убогие электронные заготовки. Под конец Минайчев просто уполз под стол и стал что-то там искать, выдёргивая коммутационные шнуры. Всё это выглядело жалко и изрядно пахабненько. Вот тебе и «рок-идеолог», вот тебе, батенька и «польский батон». Я много пьяни на своём веку повидала: приставляла специального человека к Андрею Панову (Свину), чтобы до сейшена он дошёл в потребном виде, а уж потом валялся в сортирах с унитазом в обнимку, вытаскивала из ментовки пьяного хулигана Шевчука в Черноголовке, выкидывавшего кресла из окон гостиницы, видела как по-чёрному пьют архангелогородцы «Облачный край», пьют и блюют, и снова пьют, Егор Летов теряет способность разговаривать после первой же рюмки, панки из томских «Детей обруба» или «Инструкции по выживанию» становились бешеными в пьяном виде и приходилось глушить их специальными газовыми балонами. Но всё это было всегда ПОСЛЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ! Потому что сцена и возможность выступить – главное для них. А нажраться и всё остальное – потом. Уважение к тем, кто делает сейшен, ценой каких-то огромных и неоплачиваемых никогда усилий, теплилось в самой обдолбанной панковской голове. Всегда. Для меня, как организатора, не изменилось, к сожалению, ничего: ведомственный зал, хозяевам которого не нужны неприятности и лучше всего было бы если бы там ничего никогда не происходило. А если «для отчёта» чего и проводить, то как можно глаже и тише. Никаких платных билетов или чего такого – ни-ни. С раннего утра мы ставим аппарат. Это суббота, чтобы начальства было поменьше, а публики побольше. А то, что по субботам я обычно встречаюсь с маленькой дочерью – забудь. И вот в результате всего этого геморроидального процесса – пьяный в стельку мудак ползает на сцене, ещё такая же кучка козлов, которых он привёл с собой, говоря, что это «очень интересная электронная музыка», жрут водку за кулисами, и выйдя на 20 минут на сцену под названием «Деграданс» опять уходят допивать недопитое. Удивительно, люди не хотят играть, а хотят пить водку, так неужели трудно сейчас в Москве найти более уютное место для этого, чем закулисье какого-то окраинного зальчика где-то в заднице на краю света? Когда я попыталась сказать это Вуку, вытащив его за штаны со сцены, этот мудозвон нагло и обиженно заявил: мы тут у тебя бесплатно играем, а ты ещё недовольна. А ужравшийся в сиську «музыкант», этакий усохший сморчок лет пятидесяти из этого самого «Деградированса» попытался съязвить, указывая на меня пальцем: что за старая женщина там в дверях выступает? И папики-пузаны дружно заржали, давясь корейской морковкой и сосисками. Было даже не обидно. Было грустно и стыдно за свою почти детскую доверчивость и надежду на… На что? На то, что клубная культура не до конца перемолола московскую альтернативно ориентированную интеллигенцию? На то, что где-то борется с тотальным опопсовением кто-то еще, кроме меня? На то, что под пеной товарно-денежных отношений хоть у кого-то сохранилась тяга к творческому самовыражению? Глупость и блажь. Был, да сплыл язвительный и ясноглазый подросток из Тулы. Остался туповатый алкаш, которого выгнала из дома жена, не желая, чтобы их ребёнок видел перед собой этакое уёбище. Была, да сплыла музыкальная столичная тусовка электронной экпериментальной музыки: «Николай Коперник», «Театр», «Центр». Остались старые вонючие папики с дорогими электронно-компьютерными штучками, над которыми они дрочат в минуты «отдыха от бизнеса». И пишут друг другу: "Правильно, Саня. Выступай в Метелице и ГКЦЗ Россия".
Ячейку русского рока заняло русское порно.

Комета.

Люблю тебя, ту-ду-ду-ду-ду-ду-ду