Фритьоф Шюон - одна из самых загадочных фигур в истории европейской эзотерики ХХ века. У него скандинавское имя, а фамилия звучит то ли на немецкий, то ли на французский лад, откуда некоторые заключают, что он уроженец Швейцарии. Но доподлинно неизвестно, кто он по национальности, где и когда родился. Его первые статьи в геноновском журнале "Исследования традиции" появились в середине тридцатых годов, следовательно, в ту пору ему никак не могло быть меньше двадцати лет. Из его книг легко вычитать, что он долгое время жил на Ближнем Востоке (но где именно?), а ближе к концу века перебрался в США.
    Опять же, судя по его книгам, он ученик и продолжатель Рене Генона, который нередко цитировал его работы. Можно предположить однако, что впоследствии они стали относиться друг к другу с некоторым холодком.
    Шюон как стилист куда более эмоционален и поэтичен, чем его предполагаемый наставник, хотя подчас при толковании тех или иных доктринальных основ, он бывает чрезмерно сложен для восприятия своих современников: ему бы жить в XII или XIII веке, во времена Фомы Аквинского и Омара Хайама.
    И еще можно сказать, что загадочный Шюон - один из немногих подлинных философов гностического толка, неожиданно воплотившихся в нашем столетии. Он занимался вопросами взаимовлияния античной и христианской традиции, проблемами креационизма, учащего о том, что мир есть творение Бога, и тех доктрин, которые полагают, что все сущее - это Его проявление, манифестация. Об отдельных темах его работ лучше всего скажут их названия: О трансцедентном единстве религий; Око сердца; Духовные перспективы и человеческие факты; Пути гнозиса; Касты и расы; Стоянки мудрости; Понять ислам; Взгляд на древние мифы; Форма и субстанция религий; Эзотеризм как принцип и как путь.
    Г-жа Анни Жеро, сотрудница парижского геноновского центра, в частной беседе сообщила мне, что по некоторым данным патриарх эзотерики до сих пор жив и совершает свой духовный подвиг среди посвященных старейшин племени сиу.

Ю.Стефанов

    Для ислама, а тем более, для суфизма, являющегося его сердцевиной (2), метафизическая доктрина состоит в том, что "нет иной реальности кроме единой Реальности", и что, в той мере, в какой мы обязаны считаться с существованием мира и нас самих, "космос есть лишь манифестация Реальности" (3); ведантисты сказали бы — повторим это еще раз, — что "мир ложен, Брахма истинен", но добавили бы, что "все сущее есть Атман", — и в этом втором утверждении заключены все важнейшие метафизические истины. Согласно этой второй истине, мы обретаем спасение; согласно первой — мы даже не "существуем", а только "пребываем" в зыбком мире возможностей. Дело обстоит так, словно мы обретаем спасение заранее, еще не существуя и что "один только Лик Божий пребудет вечно".
    Различие между реальным и нереальным в каком-то смысле совпадает с различием между Субстанцией и акциденциями; это соположение Субстанция — акциденции позволяет понять "более реальный" или "ирреальный" характер мира и указывает тем, кто способен это уловить, на непростительность заблуждения, приписывающего феноменам свойства абсолюта. Впрочем, — и это само собой разумеется — прямой смысл слова "субстанция" служит указанием на то, что существуют субстанции промежуточные, "акцидентальные" по отношению к чистой Субстанции, но исполняющие роль субстанций по отношению к собственным акциденциям; таковы, в восходящем порядке, материя, эфир, душевная субстанция, сверхчувственная и макрокосмическая или, если угодно, "ангелическая" субстанция, а затем — Субстанция универсальная или метакосмическая, являющаяся одним из полюсов Бытия или его "горизонтальным измерением", женским аспектом (4). Антиметафизическое заблуждение асуров состоит в том, что они принимают акциденции за "реальность" и отрицают Субстанцию, считая ее "ирреальной" или "абстрактной". (5) Прозревать ирреальность — или меньшую, относительную реальность — мира значит прозревать символику феноменов; сознавать, что только "Субстанция субстанции" абсолютно реальна — то есть единственно реальна, строго говоря, — значит видеть Субстанцию во всех ее акциденциях и сквозь них; благодаря этому первичному познанию Реальности, мир становится метафизически "прозрачным". Когда говорится, что бодисатва видит только пространство, а не то, что в нем содержится, или рассматривает его содержание как само пространство, это означает, что он видит только Субстанцию, которая по отношению к миру предстает "пустотой", или, напротив, мир предстает предстает пустотой в сравнении с изначальным Преизбытком; таким образом, здесь может идти речь о двух взаимоисключающих "пустотах" или преизбытках, подобных верхнему и нижнему отделениям водяных часов, которые не могут быть одновременно пустыми или заполненными.
    Уяснив, что соотношение между водой и составляющими ее каплями отвечает соотношению между Субстанцией и акцинденциями, которые являются содержимым мира, можно без труда постичь "иллюзорный" характер акциденций; если в Исламе говорится, что сотворенное служит доказательством существования Бога, то это означает, что природа феноменов "акциндентна", что они проистекают из высшей Субстанции. Сравнение с водой имеет лишь тот недостаток, что не подчеркивает трансцендентности Субстанции, но материальный мир не может подсказать нам лучшего образа, так как трансцендентность меркнет в своих отражениях по мере того, как выявляется та или иная акциденция.
    Субстанция связана с акциденциями прерывной связью, хотя их соотношениям присуща и некая тончайшая непрерывность, обусловленная тем, что субстанции в любом случае являются аспектами абсолютно реальной Субстанции; но в этом случае они рассматриваются исключительно в связи с породившей их причиной, а не в каком-либо ином отношении и, таким образом, сохраняют свою необратимость; иначе говоря, акциденция сводится тогда к Субстанции; оставаясь акциденцией, она становится "внешней" Субстанцией, чему соответствует, кстати, одно из божественных Имен: Эз-Захир, "Внешний". Все заблуждения относительно мира и Бога коренятся либо в "естественно-научном" отрицании прерывности, (6) а стало быть, и трансцендентности, хотя на ней-то и должна основываться любая наука, либо в непонимании метафизической и "нисходящей" непрерывности, которая вовсе не упраздняет прерывности, зарождающейся в относительном. "Брахма не есть мир", но все сущее есть Атман", "Брахма истинен, мир ложен", а также: "Он ("освобожденный", мукта) есть Брахма". В этих формулах заключен весь гнозис точно таким же образом, как он заключен в двойном исповедании веры (Шахада) и в христианских таинствах. (7) И вот что самое главное: метафизическая истина, вкупе со всем, что она в себе заключает, коренится в самой субстанции разума; отрицать или ограничивать истину — значит отрицать или ограничивать разум; осознавать силу разума — значит осознавать его субстанциональное содержание и, следовательно, суть вещей; именно поэтому сказано: "Познай самого себя" (греческий гнозис), а также: "Царствие Божие внутри вас" (Евангелие) и "Познавший самого себя познал Господа своего" (Ислам).
    Откровение — это объективизация Разума; вот почему оно способно объективизировать и рассудок, помраченный, но не загубленный грехопадением; это помрачение может быть случайным, а не обязательным, и в таком случае рассудок вправе взывать к гнозису. (8) Элементарная вера неспособна сознательно и отчетливо постичь полную истину, потому что и она на свой лад ограничивает рассудок, хотя, как это не парадоксально, порою может вступить в союз со своего рода рационализмом — что характерно как для вишнуизма, так и для Запада, — хотя и не растворяясь в нем, покуда не поколеблена сама вера. (9) Во всяком случае, духовная перспектива, придающая абсолютный характер относительным явлениям, как это делает семитический эзотеризм, не может претендовать на интеллектуальную полноту; но поскольку экзотеризм неотделим от эзотеризма, догматы первого становятся символами второго.

    Имя Аллах, являющееся квинтэссенцией всех коранических формул, включает в себя два слога, соединенных удвоенной буквой лам; эта буква схожа с телесной смертью, предшествующей встрече с инобытием и воскрешению, или со смертью духовной, за которой следуют озарение и обретение святости. Подобную аналогию можно выявить и во вселенском масштабе, как в онтологическом, так и в циклическом смысле: между двумя степенями реальности, будь они взаимно проникающими или последовательными, всегда имеется нечто вроде зазора, зияния (10), выраженного в Шахаде словом илля ("если не"). (11) Первый слог божественного Имени, согласно напрашивающейся здесь интерпретации, соотносится с миром и жизнью, понимаемыми в качестве божественной манифестации, а второй к самому Богу и инобытию или к бессмертию. Начинаясь чем-то вроде зияния между молчанием и возглашением (хамза), подобного "творению из ничего" (creatio ex nihilio), оно завершается продолжительным выдохом, как бы открывающимся в бесконечность, — причем конечное ха служит символом надбытийственной "недвойственности" — это указывает на то, что не может быть никакой симметрии между начальным небытием и Не-Бытием трансцендентным. Имя Аллах, стало быть, заключает в себе все сущее, от Абсолюта до малейшей пылинки, тогда как имя Хувва ("Он"), "персонифицированное" финальным ха, указывает на Абсолют как таковой в его недосягаемой трансцендентности и непостижимой тайне.
    Сами божественные имена служат вернейшим залогом своей действенности. В Амидизме (12) убеждение в спасительной силе молитвенной практики связано с "изначальным обетом" Амиды; но это, в сущности, говорит о том, что во всякой аналогичной практике в других традиционных формах такое убеждение также связано со смыслом, вкладываемым в мантру или божественное Имя. Шахада источает ту же благодать, что и "изначальный свет" (13) в силу самого своего содержания: она прежде всего является выражением Истины, а Истина по сути своей ведет к освобождению; отождествить себя с Истиной, насытить ею все свое существо и одновременно самому раствориться в ней — значит вырваться из пут заблуждения и злобы. Шахада является ничем иным, как доктринальным внешним проявлением Имени Аллах, она полностью соответствует возгласу, обращенному к Моисею из Неопалимой купины: "Я есмь Сущий". Именно посредством таких формул Бог возвещает, что "Он есть", то есть, раскрывает свое Имя; вот почему эти формулы — эти мантры — одновременно являются Именами Божьими.
    Мы только что сказали, что значение Имени Аллах заключено в формуле ла иляха илля' Ллах, то есть, что космическое проявление иллюзорно и только метакосмический Принцип реален. Для большей ясности нам стоит здесь повторить хакику, которой мы коснулись в главе о Коране: поскольку с точки зрения проявления — то есть с нашей точки зрения, ибо мы существуем, — мир несомненно обладает известной реальностью, необходимо, чтобы истина, касающаяся его с позитивной стороны, была включена в Шахаду, где она и присутствует в виде формулы Мухаммадун Расулу' Ллах, служащей как бы развитием слова илля ("если не") и гласящей, что проявление наделено относительной, зависимой от Принципа реальностью. Это свидетельство противопоставляет безоговорочному отрицанию преходящих вещей — или, если угодно, акциденций — относительное их утверждение, утверждение манифестации как божественного отблеска. Мухаммад — это мир, рассматриваемый в его соотнесении с совершенством; Расул указывает на его соотношение с причинностью и таким образом, связывает мир с Богом.
    Когда разум располагается на уровне абсолютной реальности, относительная истина как бы поглощается истиной абсолютной: с точки зрения словесных символов она обращается в некую метафизическую "условность", которой, в данном случае, является слово илля. Поскольку вне Аллаха нет ничего, мир также должен быть включен в Него и не может быть иным, нежели Он; именно поэтому имя Аллах включает в себя не только все сущее, но и все, что превосходит сущее (14).
    Чтобы уточнить место формулы освящения (Басмала) в этой системе соотношений, добавим вот еще что: подобно тому, как вторая часть Шахады возникает их первой — слово илля является в данном случае онтологическим "перешейком" и осью мира, — так и Басмала возникает из удвоенной буквы лам в середине имени Аллах (15); но в то время, как вторая часть Шахады — свидетельство о Пророке — соответствует восходящему и освобождающему движению, Басмала служит указанием на творческое нисхождение, связанное с откровением или милосердием. Басмала отличается от Шахады еще и тем, что она знаменует собой некий "выход", обозначенный словом бисми ("во имя"), тогда как Шахада является либо божественным "содержанием", либо "вестью", то есть, либо солнцем, либо образом солнца, но отнюдь не лучом, хотя с иной точки зрения ее можно уподобить "лестнице", соединяющей космическое "небытие" с чистой Реальностью.

Пер. Ю.Стефанова

(1) Schuon, Fritjof Comprendre L'Islam. Paris, 1961.
(2) Говоря о религиозной вере как таковой, мы не хотим пользоваться научными терминами, которые могут иметь к ней весьма поверхностное отношение. С точки зрения "религиоведения" эзотеризм следует за догмой, являясь ее искусственным развитием, а то и дополнением, заимствованным из чужеродных источников; на самом же деле эзотерические элементы предшествуют любым экзотерическим формулировкам, поскольку именно они, в силу метафизической перспективы, определяют форму. Религия немыслима без метафизического основания, доктринальная эзотерика есть лишь развитие на базе Откровения того, что "было прежде".
(3) Космос, понимаемый здесь во всем совершенстве своей символики, то есть Мухаммад.
(4) Бытие — это "относительный Абсолют" или Бог в качестве "относительно абсолютного", творящего начала. Чистый Абсолют не творит; применяя к нему понятия "субстанции" и "акциденции", можно вспомнить о божественных качествах, возникающих из Сверх-Бытия или Самости и кристаллизующихся в Бытии, но применение это будет, тем не менее, неадекватным.
(5) Совершенно напрасно, как нам кажется, приписывают Гераклиту современную теорию "актуализма" (Aktualitдts-Theorie), ибо понятие космической игры Всемогущих сил не обязательно соотносить с материалистическим пантеизмом.
(6) Именно этот более или менее "научный" предрассудок, наряду с фальсификацией и обеднением мыслительного воображения, помешал Тейару де Шардену признать прерывность третьей главной силой между материей и душой или естественным и сверхъестественным, откуда проистекает эволюционизм, согласно которому — и вопреки истине — все начинается с материи. Любой минус всегда предполагает начальный плюс, а потому все доступные наблюдению эволюционные процессы можно считать лишь случайным следствием предшествующей причины; человеческий зародыш превращается в человека, потому что он уже и есть человек: никакая "эволюция" не в состоянии произвести человека из зародыша животного. Сходным образом, весь космос не мог зародиться иначе, как в эмбриональном состоянии, которым обусловлено все его последующее развитие, то есть, проявление в материальном плане бесконечно более высокого и трансцендентного прототипа.
(7) Троица, Воплощение, Искупление. Речь идет о сверх-онтологической, гностической Троице, содержащей в "вертикальном" смысле (иерархия ипостасей): Сверх-Бытие, Бытие, Существование (Параматма, Ишвара, Буддхи), а в "горизонтальном" ("аспекты" или "модусы" Сущности): Реальность, Мудрость, Блаженство (Сат, Шит, Ананда).
(8) Само существование христианского гнозиса свидетельствует о том, что существует некая ветвь Христианства, сосредоточенная на Христе-Логосе, которая a priori определяет человека как воплощение рассудка, а не только извращенной воли и страсти. Если всеобщая истина пребывает в самой субстанции рассудка, то для христианского гнозиса рассудок и будет имманентным Христом, "Светом мира"; видеть божественную Субстанцию во всем, то есть видеть во всякой вещи объективизацию — и отражение — Разума — значит осознать, что "Бог стал человеком", не посягая при этом на буквальный смысл догмы.
(9) Картезианство, являющееся, наверное, самым умным видом глупости, — это классический пример веры, введенной в заблуждение слепыми поползновениями разума; это мудрость, добытая "с испода", а история доказывает, что такая мудрость губительна. Вся современная философия исходит из ложного понимания рассудка; "культ жизни", например, грешит в этом смысле тем, что ищет объяснение сути и цели человека в чем-то низменном, неспособном охватить человеческую природу; вообще же говоря, всякий рационализм — как откровенный, так и скрытый, — ложен хотя бы потому, что сводит разум к рассудку или разумение — к логике, то есть причину к следствию.
(10) Это и есть евангельские "тесные врата".
(11) В канонической мусульманской молитве, включающей в себя фазы поклона и распрямления, или, точнее, преклонения и воздвижения, а затем земного поклона и передышки, — первые из этих фаз относятся к "зиянию" и "затуханию", а вторые — к воскрешению и бессмертию, "постоянству"; переход от одной фазы к другой сопровождается такбиром "Велик Аллах" (Аллаху акбар).
(12) Мы пользуемся этим термином японского происхождения, поскольку им на Западе условно обозначают молитвенную практику Буддизма, проникшую в Японию из Китая, а туда — из Индии. Но именно в Японии она расцвела особенно пышно.
(13) То же самое можно сказать об Именах Иисуса и Марии и о молитвах, в которых они упоминаются.
(14) Вот что пишет по этому поводу шейх Аль-Араби эд-Даркави: "И я упорствовал в этом духовном радении, доколе Аллах не открыл мне, что Он есть Первый (Аль-Аввал) и Последний (Аль-Акхир), Внутренний (Аль-Батин) и Внешний (Эз-Захир). Я не понял этих речей, и не принял их, и продлил радение свое, говоря: "Я понимаю, что Аллах — Первый и Последний, и Внутренний, но не могу понять, как он может быть Внешним, ибо вне Его я вижу лишь Вселенную". И был мне дан такой ответ: "Если бы Аллах возжелал обозначить словом "Внешний" только видимый мир, он не был бы внешним, но был бы внутренним; поэтому Я и говорю тебе: Я — Внешний." И в этот миг я уразумел ту истину, что нет ничего сущего вне Аллаха и что Вселенная — ничто в сравнении с Ним."
(15) Четыре слова, составляющие Басмалу (Бисми' Ллахи' Ррахмани' Ррахим) соответствуют четырем райским рекам, истекающим из-под престола Аллаха (Эр-рух). Буква лам в высшем Имени и слово илля в Свидетельстве соответствуют "престолу" в том смысле, что они "открывают" "трансцендентные измерения" этого Имени и этого слова. Мы приводим эти уточнения, коренящиеся в самой природе вещей, чтобы показать, что, в соответствии с молитвенной практикой и духовными учениями, некоторые основные понятия и символы могут вмещать в себя весь объем божественного Послания.

---