«Средь нас был юный барабанщик…»

Когда-то у рижской рок-группы «Хламкин едет в ИзраИл» была замечательная песенка с сентиментально-ироническими словами: «летом на свалке я встретил любовь». И маленький, смешной, пьянчужного вида Карл Хламкин был трогательно хорош и как-то по особому стилен в эти мгновения. Это был и Чарли Чаплин, и Том Уэйтс, и Игорь Ильинский, и….ни тот, ни другой, ни третий. Карл был сам по себе. Но это всё же был рок-н-ролл. Примерно 1992 год. Площадка в самом центре Москвы на Пушкинской площади – пятый фестиваль «СЫРОК». Последняя судорога отечественного рок-андерграунда. После этого уже не было ничего: Кинчев идёт в святые великомученики, Шевчук получает отрубленные руки попсовой премии «Овация» и лобзается с попперами, Гребенщиков становится толстым и выступает в Кремлёвском дворце, Сукачёв снимает плохое кино и счастливо пунцовеет от прислонённости к ефремову-табакову-янковскому Jr. Остальные умирают.
Оставшиеся в живых чуть трепещутся в болоте попсово-политизированного бытия. И вспоминают…

Я никогда не забывала, что впервые увидела его с барабанными палочками в составе замечательной рижской рок-группы «Карт Бланш». Это был драйвовый проект с волнующе страшнющим вокалистом панковско-вампирской наружности, с ироническими остросоциальными текстами, которые цепко привязывались и вертелись в голове злобной каруселью: «каждый купит себе поролоновый мозг – он избавит его от разных хлопот», «только съел беляшек этот – вмиг простился с белым светом», «не красна изба углами, а красна сама собой», « так прелестная татарка, чистокровная башкирка, что кобыл пасла – нашу родину спасла». Идеолога этой группы звали Андрей Дворников. Он тоже был хорош на сцене: кровавый потёк изо рта, белое лицо, широко раскрытые, остановившиеся бесцветные глаза. Но вокалист, Мыч, долговязый, какой-то гуттаперчевый, с тощими, обтянутыми цветными трико ногами, просто гипнотизировал своей ломаной пластикой, жуткими гримасами. И за всем этим просто не был виден маленький неприметный ударник с вечной жвачкой во рту. Но вот уже и Риги нет. И знаменитого рижского рок-клуба. Растаяла в облаке ядерного взрыва мощная рокенролльная тусовка прибалтов. А на клубных московских подмостках стал всё чаще появляться то более, то менее пьяный мужчинка, в котором с трудом можно узнать прежнего маленького барабанщика. Мне всё никак не удавалось попасть на выступление Хламкина. Какая-то прямо фатальная невезуха в течение нескольких лет преследовала меня, несмотря на постоянные приглашения Карла, несмотря на моё горячее желание встряхнуться и расслабиться на хорошем драйвовом рок – сейшене. Во всяком случае я думала об этом новом витке карлового проекта именно так и только так. Наконец долгожданным майским вечером я выступила в полной боевой раскраске в один из московских клубов, где должна была состояться презентация нового компакта и выступление Карла Хламкина. Его новый проект называется «Оркестр Давай Забухаем». Ладно. Забухаем, так забухаем. Хорошо хоть не «давай ширнёмся». В зале, как и всегда нынче на «рок-концертах», «клубились» папики – пузаны и прибабахнутого вида девахи парами. Я уж привыкла к тому, что в клубы на любую программу ходят прежде всего пожрать и пивка выпить. А музыка, там всякие певцы-шмевцы – это муйня, строчка в меню, в самом низу. Поэтому я постаралась отключиться от окружающего меня кабацкого антуража. Около сцены висели весёленькие плакаты в стиле школьных стенгазет с корявым орнаментом из букв «оркестрдавайзабухаем», суетился Карл в смешной вязаной шапочке, музыканты взволнованно втыкали и вытыкали гитарные шнурочки. Я постаралась настроить себя на радостное ожидание. И дождалась. Сейчас кабацкий саунд стал каким-то … модным что ли. Сказывается рекламная раскрутка в глянцевых журналах фильмов Кустурицы, клипы на песенки Тома Уэйтса вышли на широкую публику. Это все уже давно перестало быть альтернативным андерграундом для меня, но осталось пикантным, маргинальным, «остреньким» для богемных недорослей. Когда к этому приходят с определенной долей самоиронии прежде всего, с сильными музыкантами, явно не ресторанного пошиба, с лёгкой, искрящейся смешинкой – это может даже получиться вкусно. Как у Хоронько, например. Но когда «семь сорок» играют в точности по-местечковому, с плохо собранной ритм-секцией, заискивающе глядя в зал, притопывая и прихлопывая под полупьяную массовку – это просто кабак. А я уже давным-давно вышла из возраста, когда слово «Ресторан» звучало для меня как фанфары пожарного оркестра. И вот я опять в кабаке. Ладно бы просто поесть зашла. Нет, я пришла послушать ресторанный ансамбль п/у Карла Хламкина. Зачем я здесь? Почему? Что делаю среди всех этих жующих харь и пионерски задорной танцевальной музыки «для моциону»? М-да…

Комета.

«Промчались годы боевые
Закончился славный поход.
Погиб наш юный барабанщик,
Но память о нём не умрёт.»