Разомкнутая сфера русского бытия

И вот таким макаром меня заинтересовал в этом году фестиваль с «Русскими сессиями». Я пошёл на него в большой советский Дом культуры в центре Москвы, который сейчас пышно именуется «Дворцом на Яузе». Девиз данного мероприятия – Новое дыхание традиций. Пафосно, но ничего. Нынче кашу маслом не испортишь. Тем более, если это каша из топора. Концерт и вправду был несколько топорный. Аппарат звучал отвратительно. Ведущий Старостин сразу заявил, что он-де только что из Египта. Там тепло, хорошо, а что ему здесь говорить он и не знает. Андрей Котов был более уважительно настроен к происходящему, но и он был, как мне показалось, не очень в курсе того, кто, когда и, главное, зачем выходит на сцену. Он с женой и сыном-саксофонистом что-то отыграл – это понятно. А без всего остального можно и обойтись. Ну, да это пустяки. Главное, ЧТО всё же происходило на этой самой сцене. Происходило же воистину знаковое событие: попытка самоидентификации нового поколения в русле музыкально-культурной альтернативы. И это самое главное и замечательное. Конечно, к сожалению, «русского» было мало. Ведь нельзя считать «русской культурной традицией» исполнение ансамблем русской духовной музыки «Сирин» песни Высоцкого, алкоголика и наркомана с голосом урки. Я люблю Высоцкого. Но он не имеет никакого отношения к русской духовности. Скорее, наоборот. Его творчество всегда дисгармонизировало окружающую среду, а сейчас, когда оно стало знаменем «Радио Шансон» и неотъемлемым атрибутом корпоративных вечеринок папиков -80-х (восьмидесятников) наряду с матюгами Шнура и сольниками Шевчука, оно просто должно быть отодвинуто в сторону до лучших времён. Отодвинуто и на время забыто. Мы помним и о Высоцком, и об Окуджаве, и о русском панк-роке . Эта часть нас, нашей жизни. Как и Есенин. Но Есенину можно. А Высоцкому, Окуджаве, Шевчуку – нельзя. Давайте я сразу скажу, почему и Окуджаве нельзя: после Будённовска он хорошо отзывался о Басаеве, а от Ельцина, развалившего наше Отечество, был просто в восторге. Шевчук гордо принимает попперскую премию «Овация». Шнур развлекает новых русских в Куршавеле. Нам сейчас слишком тяжело. Непосильное бремя рушащейся страны давит на сердце. Принимать ещё и такие мелкие, но грузы, мы уже не в состоянии. У «Сирина» есть прекрасные древние песни и я с восторгом бы окунулся в их чистоту, прикоснулся голосами чудных женщин ансамбля к вечности, хоть на минуть стряхнул бы с себя грязь сегодняшнего дня. Ан-нет, они тихо и нудно ковырялись в моём нутре текстом Владимира Высоцкого. И мне было нехорошо. Особенно когда они стали петь эту песню по второму разу, т.к. снимавшие телевизионщики плохо записали звук. Который действительно был безобразно выведен с микрофонов. Повторный Высоцкий доковырял меня. Ну, вот примерно так всё и шло на «Этносфере». Порадовали своей чистотой и незамутнённостью лишь дети из «Веретёнца», да Таисия Краснопевцева. Как всегда виртуозен и артистичен был Алексей Архиповский со своей балалайкой. Но в последнее время меня как-то не греют инструменталисты-виртуозы с аккордеонами, гитарами и даже балалайками: в их отточенном мастерстве слишком много ремесла. И совсем нет того, о чём рокеры говорили: рока без лажи не бывает. Именно эта «лажа» от переизбытка эмоций и чувств - согревает. Тем не менее, согласен: Архиповский – гений балалайки. Очень фотогеничный гений. Ансамбль «Горница» убил своими костюмами а ля рюсс – казалось, что большего убожества я не видел. Но впереди были ещё девушки из группы с маловразумительным названием «Zventa Sventana». Отсыл к Даниилу Андрееву в данном случае некорректен, ибо сами девушки столь косноязычно и безграмотно говорят о философских посылах «Розы Мира», что нам с вами лучше даже не касаться этой темы. Но вот три слова, которые вертелись у меня в голове во время всего выступления дуэта, я не сказать не могу. Но прежде попытаюсь смягчить ожидающий вас удар. У девушек действительно хорошие фолковые голоса, они действительно знают русскую народную песню. Они молоды и конечно же имеют право в своих интервью с грубостью, свойственной молодости, заявлять, что они не «какие-то замшелые бабки и деды, поющие русский фолк». Но даже уже эти высказывания как-то настораживают: а без замшелых лапотников откуда бы этот самый фолк до нас дошёл? Из космоса галактическими спорами прямо в лона продвинутых девиц? Вот тут я и скажу те самые три слова, которые моментально вспыхнули в голове при выходе на сцену двух исполнительниц в мини, колготках и топах с вульгарнейшим люрексом и соответствующим макияжем. Бляди на прогулке. Ничего не мог больше слышать. Ничего не мог отрефлексировать. Перед глазами ленинградское шоссе ночью и вдоль дороги – тёлки, один в один «Zventa Sventana». Было обидно до слёз. Стало понятно и почему они так гордятся отзывами Мадонны о себе, и почему о них достаточно много говорят в рунете. Грусть моя была не светла. Из-за острого шипа боли в груди я вынужден был уйти с концерта, хотя намеревался празднично провести вечер во Дворце. Нет, пойду домой, поставлю на проигрыватель виниловый диск с Ансамблем Покровского, сделаю себе бокал глинтвейна погорячее и улечу. Улечу в прекрасный и чистый мир русских народных песен, присяду на скамеечку к шамкающей беззубой бабульке под резным новгородским ставнем, пожалею её, прожившую тяжёлую и малорадостную жизнь, вложу в скрюченные от непосильной работы пальцы городской гостинец и увижу в уголках её глаз малюсенькую слезинку. Скажу ей, что всё будет хорошо. Что она бодро выглядит. Что схожу с ней завтра на кладбище, где лежат её родители, погибшие в голодные послереволюционные годы, дети, попавшие под бомбёжку при эвакуации, муж, умерший сразу по возвращении с фронта от незаживающей раны в груди и в душе. И она мне, может быть, так поверит, что споёт песню своей молодости, горькую от предчувствий, полностью сбывшихся. И мой шип в груди заноет и растворится в сопереживании чужому горю. Впрочем, пожилая женщина на скамейке мне не чужая. Это для девиц в люрексе русская старуха – чужая и они стыдятся её. Для них русский фолк – коммерческий проект. А я поклонюсь в ноги каждой русской женщине, перенёсшей все войны, потери, разруху, вечную нищету. И мне не стыдно, что я – русский. Отныне я решил, что никто больше не заставит меня быть «толерантным» и рассматривать русский фолк, русский рок, как космополитические коммерческие проекты. Не хочу, чтобы «нас заценили» на Западе и за океаном. Пусть не ценят и тешат себя иллюзией, что унижают нас своим пренебрежением. Народ, столько вынесший и переживший, нельзя унизить. Молодых надо учить сопереживать и любить. Да, экспериментировать с фолком надо, обязательно надо. Но бережно, уважительно, любовно. И организаторам «Этносферы» спасибо огромное за великолепную идею фестиваля, который должен помогать именно в этом. А всё остальное, возможно, перемелется и когда-нибудь сформируется в завершённую и гармоничную картину Русского Мира. Станет Настоящей Русской Сферой.

	31 октября 2009 г. в Москве прошёл 5-й фестиваль «Этносфера. Русские сессии». Предыдущие фестивали проводились в художественном беспорядке в 2003, 2004, 2005 и 2007 годах. Много слышал о них, но с каким-то недоверием относился к самой идее совместной тусовки авангардных джазменов и фольклористов. При всём том, что люблю и всячески отслеживаю эксперименты в этой области, которые делают западные музыканты типа Питера Гэбриела, Пола Уинтера, Дип Фореста или Зеп Мамы. Но вот у нас почему-то меня настораживало это не совсем, на мой взгляд, органичное общение авангарда джаза и фолка. Да и в самом названии фестиваля из 3-х слов – два - иностранные и изрядно холодноватые. Но в последнее время именно слово «русский» стало вызывать определённый душевный трепет. Мерзавец Ельцин умудрился своими разговорчиками о толерантности до того зашугать нас, русских, что стало стыдно говорить о себе: русский. Мол, есть в этом что-то национал-фашистское, гнусное. А если человек говорит о своей любви к русской музыке, русскому костюму, даже просто к русской кухне – это грязная ксенофобия, сродни жуткому венерическому заболеванию. И за последние 20 лет всему нашему оболваненному народу до того задурили голову этими параноидальными криками, что в рядовом разговоре с другом детства – евреем надо следить за своей речью, чтобы не дай бог! не вякнуть: как у нас, русских, принято... Друг сразу набычится и в глазах его появится плакатик с диагнозом собеседника: антисемит. А ведь с горшка рядом жили, и говоря «русский» я подразумеваю всех нас, бегавших рядом всё голопупое детство, обламывающих сирень в саду на Преображенке, сидящих за одной исписанной взаимными «дурак» партой в старой школе, встречающихся «у Ломоносова» в студенческие годы. И никто из нас не задумывался о том, что Марик-еврей, а Галка – татарка. Мы все жили рядом и дружили, ругались, мирились, часто даже не подозревая, кто мы по национальности. Все русские, а если явно выраженные грузины или таджики, то – советские. Наши предки рядом воевали и на могильных плитах братских могил их фамилии стоят рядом. Так как же нам смогли сейчас в головы вбить, что говоря о себе «русский» мы кого-то оскорбляем? Что это недопустимо и отвратительно? Марк, Галка, Сашкец, Лёшка? Что это с вами? Я люблю вас всех. Вы помните, как мы делали вместе стенгазету к дню рождения Есенина? А Ика Апакидзе, ну, тот грузин из параллельного класса здорово нарисовал берёзу около бревенчатого дома в самом низу листа ватмана. Как мы гордились этой стенгазетой! Потом в дневниках классная написала нам благодарность. А сейчас Марик бросил телефонную трубку, когда я начал рассказывать ему о фестивале «Этносфера. Русские сезоны». Его жена потом сказала мне, что он оскорблён акцентом на слово «русские». А Сашка Потребко с пеной у рта кричит мне о «самостийной Украине» и русских агрессорах в Крыму. Офигеть можно! Лёшка живёт в США и когда американцы ввели войска в Югославию и начали бомбить Белград, стал морализаторским тоном учить меня в своих электронных посланиях, что мы, русские, ничего не понимаем и так было надо сделать для всеобщего блага. Я прекратил переписку и вот уже много лет не знаю, как Лёха там живёт? Помнит ли нашего Есенина? Нет, не помнит. Его дети и не знают, как пронзительно он читал «Песнь о собаке» и весь класс замирал на словах: «Покатились глаза собачьи Золотыми звёздами в снег». А сейчас быть русским стыдно. Везде. Даже в России. Надо быть «толерантным», то есть не сметь даже просто произносить вслух слово «русский». Что же с нами со всеми сделали?
	И вот таким макаром меня заинтересовал в этом году фестиваль с «Русскими сессиями». Я пошёл на него в большой советский Дом культуры в центре Москвы, который сейчас пышно именуется «Дворцом на Яузе». Девиз данного мероприятия – Новое дыхание традиций. Пафосно, но ничего. Нынче кашу маслом не испортишь. Тем более, если это каша из топора. Концерт и вправду был несколько топорный. Аппарат звучал отвратительно. Ведущий Старостин сразу заявил, что он-де только что из Египта. Там тепло, хорошо, а что ему здесь говорить он и не знает. Андрей Котов был более уважительно настроен к происходящему, но и он был, как мне показалось, не очень в курсе того, кто, когда и, главное, зачем выходит на сцену. Он с женой и сыном-саксофонистом что-то отыграл – это понятно. А без всего остального можно и обойтись. Ну, да это пустяки. Главное, ЧТО всё же происходило на этой самой сцене. Происходило же воистину знаковое событие: попытка самоидентификации нового поколения в русле музыкально-культурной альтернативы. И это самое главное и замечательное. Конечно, к сожалению, «русского» было мало. Ведь нельзя считать «русской культурной традицией» исполнение ансамблем русской духовной музыки «Сирин» песни Высоцкого, алкоголика и наркомана с голосом урки. Я люблю Высоцкого. Но он не имеет никакого отношения к русской духовности. Скорее, наоборот. Его творчество всегда дисгармонизировало окружающую среду, а сейчас, когда оно стало знаменем «Радио Шансон» и неотъемлемым атрибутом корпоративных вечеринок папиков -80-х (восьмидесятников) наряду с матюгами Шнура и сольниками Шевчука, оно просто должно быть отодвинуто в сторону до лучших времён. Отодвинуто и на время забыто. Мы помним и о Высоцком, и об Окуджаве, и о русском панк-роке . Эта часть нас, нашей жизни. Как и Есенин. Но Есенину можно. А Высоцкому, Окуджаве, Шевчуку – нельзя. Давайте я сразу скажу, почему и Окуджаве нельзя: после Будённовска он хорошо отзывался о Басаеве, а от Ельцина, развалившего наше Отечество, был просто в восторге. Шевчук гордо принимает попперскую премию «Овация». Шнур развлекает новых русских в Куршавеле. Нам сейчас слишком тяжело. Непосильное бремя рушащейся страны давит на сердце. Принимать ещё и такие мелкие, но грузы, мы уже не в состоянии. У «Сирина» есть прекрасные древние песни и я с восторгом бы окунулся в их чистоту, прикоснулся голосами чудных женщин ансамбля к вечности, хоть на минуть стряхнул бы с себя грязь сегодняшнего дня. Ан-нет, они тихо и нудно ковырялись в моём нутре текстом Владимира Высоцкого. И мне было нехорошо. Особенно когда они стали петь эту песню по второму разу, т.к. снимавшие телевизионщики плохо записали звук. Который действительно был безобразно выведен с микрофонов. Повторный Высоцкий доковырял меня. Ну, вот примерно так всё и шло на «Этносфере». Порадовали своей чистотой и незамутнённостью лишь дети из «Веретёнца», да Таисия Краснопевцева. Как всегда виртуозен и артистичен был Алексей Архиповский со своей балалайкой. Но в последнее время меня как-то не греют инструменталисты-виртуозы с аккордеонами, гитарами и даже балалайками: в их отточенном мастерстве слишком много ремесла. И совсем нет того, о чём рокеры говорили: рока без лажи не бывает. Именно эта «лажа» от переизбытка эмоций и чувств - согревает. Тем не менее, согласен: Архиповский – гений балалайки. Очень фотогеничный гений. Ансамбль «Горница» убил своими костюмами а ля рюсс – казалось, что большего убожества я не видел. Но впереди были ещё девушки из группы с маловразумительным названием «Zventa Sventana». Отсыл к Даниилу Андрееву в данном случае некорректен, ибо сами девушки столь косноязычно и безграмотно говорят о философских посылах «Розы Мира», что нам с вами лучше даже не касаться этой темы. Но вот три слова, которые вертелись у меня в голове во время всего выступления дуэта, я не сказать не могу. Но прежде попытаюсь смягчить ожидающий вас удар. У девушек действительно хорошие фолковые голоса, они действительно знают русскую народную песню. Они молоды и конечно же имеют право в своих интервью с грубостью, свойственной молодости, заявлять, что они не «какие-то замшелые бабки и деды, поющие русский фолк». Но даже уже эти высказывания как-то настораживают: а без замшелых лапотников откуда бы этот самый фолк до нас дошёл? Из космоса галактическими спорами прямо в лона продвинутых девиц? Вот тут я и скажу те самые три слова, которые моментально вспыхнули в голове при выходе на сцену двух исполнительниц в мини, колготках и топах с вульгарнейшим люрексом и соответствующим макияжем. Бляди на прогулке. Ничего не мог больше слышать. Ничего не мог отрефлексировать. Перед глазами ленинградское шоссе ночью и вдоль дороги – тёлки, один в один «Zventa Sventana». Было обидно до слёз. Стало понятно и почему они так гордятся отзывами Мадонны о себе, и почему о них достаточно много говорят в рунете. Грусть моя была не светла. Из-за острого шипа боли в груди я вынужден был уйти с концерта, хотя намеревался празднично провести вечер во Дворце. Нет, пойду домой, поставлю на проигрыватель виниловый диск с Ансамблем Покровского, сделаю себе бокал глинтвейна погорячее и улечу. Улечу в прекрасный и чистый мир русских народных песен, присяду на скамеечку к шамкающей беззубой бабульке под резным новгородским ставнем, пожалею её, прожившую тяжёлую и малорадостную жизнь, вложу в скрюченные от непосильной работы пальцы городской гостинец и увижу в уголках её глаз малюсенькую слезинку. Скажу ей, что всё будет хорошо. Что она бодро выглядит. Что схожу с ней завтра на кладбище, где лежат её родители, погибшие в голодные послереволюционные годы, дети, попавшие под бомбёжку при эвакуации, муж, умерший сразу по возвращении с фронта от незаживающей раны в груди и в душе. И она мне, может быть, так поверит, что споёт песню своей молодости, горькую от предчувствий, полностью сбывшихся. И мой шип в груди заноет и растворится в сопереживании чужому горю. Впрочем, пожилая женщина на скамейке мне не чужая. Это для девиц в люрексе русская старуха – чужая и они стыдятся её. Для них русский фолк – коммерческий проект. А я поклонюсь в ноги каждой русской женщине, перенёсшей все войны, потери, разруху, вечную нищету. И мне не стыдно, что я – русский. Отныне я решил, что никто больше не заставит меня быть «толерантным» и рассматривать русский фолк, русский рок, как космополитические коммерческие проекты. Не хочу, чтобы «нас заценили» на Западе и за океаном. Пусть не ценят и тешат себя иллюзией, что унижают нас своим пренебрежением. Народ, столько вынесший и переживший, нельзя унизить. Молодых надо учить сопереживать и любить. Да, экспериментировать с фолком надо, обязательно надо. Но бережно, уважительно, любовно. И организаторам «Этносферы» спасибо огромное за великолепную идею фестиваля, который должен помогать именно в этом. А всё остальное, возможно, перемелется и когда-нибудь сформируется в завершённую и гармоничную картину Русского Мира. Станет Настоящей Русской Сферой.