Редко хожу в театры – боюсь получить очередной заряд отрицательных эмоций в незащищённые душевные мякоти, каковые обыкновенно вскрываются по старой привычке в присутствии Мельпомены, Талии и Терпсихоры. Но дамы эти, увы! давно покинули наши края и с отвращением отворачиваются от лёгких сквознячков из далёкой варварской Московии, доносящих до их изящных носиков вонь помойки и разлагающихся объедков, в которые превратилась наша театральная и киношная жизнь. ( Да и наша жизнь вообще!) Им скушно и страшно среди наших серебренниковых, виктюков. Как я их понимаю! И тоже стараюсь держаться подальше от МХТ и Табакерки, Современника и Вахтангова, а уж Большой огибаю по дальнему переулку мимо Сандуновских бань, чтобы не подхватить ненароком какую-нибудь жуткую «сорокинскую» заразу. А то потом от проктолога не будешь вылазить, так враскаряку до конца своих дней и протопаешь. Девонькам типа Собчак, Канделаки, Дуси Смирновой, или каким другим модным гламурным театральным критикессам, которые в разные глянцевые журналы о театральных фестивалях вещают, либо по «ящику» дискуссии умные ведут об «театральной и клубной жизни мегаполиса», к такому не привыкать – их регулярно «имеют» в антисанитарных условиях с приправой из примитивного набора матерных слов, своих валютных докторов они под боком держат и они к такому варианту приучены. Одно и двусложная матерщина Баскова, Верника, Троицкого или Шнура для них – вершина вербальных признаний в нежности и любви. Других изысков они не знают и не понимают. К сожалению, я лишена их «харизматичности», «гламурности», «брутальности», «изысканности», «…ности», «…сти», «…ти», «пи»… Короче говоря, я за матерное слово обо мне сразу в рыло даю без объяснений. А на абстрактную беспредметную нецензурную брань в моём присутствии могу ответить очень «изысканным» набором таких слов и выражений, с тщанием подобранных мною в панк-тусовках 80-х, что у нынешних членососов просто всё опадёт и не встанет очень-очень долго. А дамочки так и вовсе могут ресницы с клитором начать путать и орифлейм с блёстками не туда наносить. Это я к тому, что в театры не хожу и вам не советую. Но, к счастью для меня, моей семьи и немногочисленных друзей, у нас в стране уже идёт процесс восстановления андерграундного культурного слоя. Я вас обрадовала? Да, начинается. К сожалению, пока не формирование революционной ситуации, а всего лишь восстановление фрагментов альтернативной некоммерческой субкультуры. Уже есть музыкальные фольклорные тусовки, о которых можно узнать только «от своих», как было некогда с рок-сейшенами. Проходят подпольные фестивали кукольных театров, «сходки» «вертепщиков», спектакли в неожиданных точках на 20-30 человек, закрытые для посторонних выставки крестьянских костюмов, прялок, бёрд, тканых поясов (таких слов нынешние «гламурки», «менеджеры», «специалисты по звёздам», редакторы порно-рок-журналов и слыхом не слыхивали – это ведь здорово!), печатаются малотиражные сборники старинных русских песен и очерков о традиционном русском крестьянском театре. Всё это совершенно недоступно для лохов из клубов, «фабрик» и «домов». Это очень хорошо.
 

На одном таком мероприятии, о котором запрещено было сообщать «чужим», я недавно и побывала. В музее Ермоловой, что на Тверском бульваре, в дивной обстановке старой театральной изысканности прошёл прелестный мини-спектакль по сказке «Золушка». В зале у старинного золотисто-коричневого рояля было всего 15 кресел и зал был переполнен, ибо я была шестнадцатая. На фоне бархатисто-чёрных кулис в золотом круге света стояло старинное трюмо с милыми стеклянными пузырьками и графинчиками, патефон с трогательно волнистым колокольчиком звукового раструба, старинный комод с зеркалом, вышитыми салфеточками, корзинкой для рукоделья и вращающийся стульчик красного дерева, какие раньше стояли в будуарах дам, одетых в турнюрные платья, ибо только на такие маленькие стульчики и можно было сесть не сминая многочисленных кружев и шёлковых юбок. И началась сказка, главными действующими героями которой были все эти восхитительные антикварные вещи и вещицы. И, конечно, два кукловода, вещеносца, два прекрасных и нежных актёра – Виктор Драгун и Елена Мартынова. Я пыталась снимать спектакль на видеокамеру, но непрерывное кружево действия и завораживающая прелесть маленьких, волшебным образом преображающихся в героев давно знакомой сказки, вещиц с блошиного рынка, кружило голову. Мне хотелось запечатлеть и узор танца кукловодов, их живую мимику, пластику рук, но и сказочным образом оживающие пузырьки и скляночки – придворные дамы, кавалеры, фея, дворцовые двери из дамского зеркальца, за которыми происходили волшебные преображения – тоже хотелось увидеть крупным планом, показать в деталях. Камера мечется по, казалось бы, такому маленькому пространству, не в силах охватить весь этот огромный волшебный мир сказочного действа. Прекрасный звуковой фон, ни на секунду не замолкающий, разнообразный и постоянно рассказывающий нам эту сказку звуками, музыкой, шумами, но не словами. Да слова и не нужны. Сказку-то мы с детства знаем, а вот живём в ней первый раз. И как же нам повезло, что мы именно с этой Золушкой встретились! Как повезло на этот раз и этой беззащитной малышке! Она не была представлена шлюхой, пьяницей, наркоманкой. Её не насиловали, не платили «баксы» за почасовой секс, не били по лицу, чтобы потом одарить букетом роз и шикарным автомобилем. Нет, в этой сказке было воистину счастливое начало, продолжение и конец. Какая это большая удача и для нас всех, чудом попавших на этот спектакль: во мраке нынешнего времени, в холоде тотального одиночества и неумолкающего сквернословия очутиться хоть на полчаса в настоящей сказке, чистой, близкой, нежной…

Н.К.