Глава 12

Полимундия или “что воля, что неволя - все равно...”

Многие из них, прежде чем заключили договор с Хаосом, были людьми.
Сейчас они стали уродами и в умственном, и в физическом отношении...

Идеология всегда находится с наукой в состоянии более или менее острого противоборства.

Один из краеугольных постулатов классического либерального учения: “существование высших истин разума, доступных усилиям мысли индивида, которые должны играть роль ориентиров в выборе между добром и злом, порядком и анархией.” (Глава “Либерализм” в политологическом словаре). (1) На этом принципе базировалась европейская наука, которая стала мощнейшей производительной силой, невероятно ускорила прогресс, способствуя победе либерализма и его распространению по планете. Благодарные наследники переосмыслили свое идейное наследие с точностью до наоборот.

Драматизм итоговой работы фон Хайека “Пагубная самонадеянность” - в жестком противопоставлении, с одной стороны, традиции (“привычка следовать правилам поведения”, “принципы, институты и практики, обусловленные традиционной моралью и капитализмом”) и, с другой стороны, “конструктивистского рационализма”, из которого выводится ненавистный автору социализм. (2)

“Человек стал мыслящим существом благодаря усвоению традиций - т.е. того, что лежит между разумом и инстинктом. Эти традиции, в свою очередь, ведут происхождение не от способности рационально интерпретировать наблюдаемые факты, а от привычных способов реагирования... Следование традиционным практикам - тем, что создают рыночный порядок, - определенно не согласуются с рационалистическими требованиями... Мы сумеем яснее представить себе ситуацию..., допустив, что наши традиционные институты в самом деле не доступны пониманию...”

Знаменитый экономист не без внутренней борьбы, но все-таки решился на признание, которое я особенно рекомендую уважаемым оппонентам - всем тем, кто не согласен с интерпретацией неолиберализма как религиозного учения.

“В английском и даже немецком языках не существует вполне подходящего слова, которое могло бы точно отразить специфику расширенного порядка или то, как далек способ его функционирования от требований рационалистов. Единственно подходящим словом “трансцендентный” так злоупотребляли, что я не решаюсь использовать его. Буквально, однако, оно действительно означает то, что далеко выходит за пределы нашего понимания, желаний или намерений и нашего чувственного восприятия... Это особенно бросается в глаза при употреблении слова в религиозном значении, как видно из Молитвы Господней, где говорится: “Да будет воля твоя (т.е. не моя) на земле, как на небе”, или из Евангелия, где встречается следующее утверждение: “Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод и чтобы этот плод ваш пребывал” (Иоанн, 15:26)”(3) (выделено фон Хайеком).

С другой стороны, что есть “Пагубная самонадеянность”? “Влияние рационализма и вправду было настолько глубоким и всепроникающим, что в принципе, чем умнее образованный человек, тем более вероятно, что он (или она) разделяет не только рационалистические, но и социалистические взгляды... Люди интеллектуальных профессий по большей части бывают социалистами...” (4) Подчеркиваю: “социалист” - не обязательно сторонник Мао или Фиделя Кастро. “Социалистическую агитацию” фон Хайек находит у Альберта Эйнштейна и Гордона Чайлда, крупнейшего археолога ХХ столетия, который существенно изменил наши представления об эволюции человеческого общества именно с экономических позиций.(5)

Меньше всего хотелось бы, чтобы мои собственные комментарии к фон Хайеку звучали пренебрежительно. Никоим образом не пытаюсь приравнять к экспонатам либерального паноптикума (А. Адамский, Б.Парамонов и пр.) почтенного австрийского профессора, у которого, кроме идеологии, мы найдем довольно глубоких, обоснованных и, прошу прощения, рациональных умозаключений: например, о том, как соотносятся планомерное и спонтанное в деятельности людей; о конкуренции между человеческими сообществами, о “культурной эволюции” етс. Так что эпиграф из Муркока к нему не подходит. Но поскольку предмет настоящего исследования - все-таки идеология, нас интересует в первую очередь именно эта составляющая.

И здесь достойно удивления, насколько точно, порою чуть ли не дословно фон Хайек воспроизводит другого, куда более раннего автора - известного критика Просвещения и Великой Французской революции Эдмунда Берка. “Предрассудки полезны, в них сконцентрированы вечные истины и добро, они помогают колеблющемуся принять решение, делают человеческие добродетели привычкой, а не рядом не связанных между собой поступков”, - писал Берк в 1790 году, защищая устои монархии, аристократии и государственной церкви от “клики” “теоретиков” и “профессоров”, которые “придают своим рассудочным проектам огромную ценность, не уважая современное государственное устройство”. (6)

“Все привлекательные иллюзии, которые делали власть великодушной, повиновение добровольным, придавали гармонию разнообразным жизненным оттенкам, внушали чувства, украшающие и смягчающие частную жизнь, - все они исчезли от непреодолимого света разума. Все покровы, украшающие жизнь, были жестоко сорваны; навсегда были отброшены все возвышенные идеи, заимствованные из запасов нравственности, которые владели сердцами и были предназначены для сокрытия человеческих недостатков. Они были объявлены смешными, абсурдными и старомодными.”

Берк- 1790: “Людей, обреченных влачить во мраке тяжелую трудовую жизнь, чудовищно обманывают, внушая им ложные идеи и напрасные надежды, делая реальное неравенство еще более горьким, ибо избавиться от него невозможно.” (7) Хайек- 1988: “Требования, чтобы эти (рыночные - И.С.) процессы были справедливы или обладали другими моральными качествами, питает наивный антропоморфизм... При такой системе успехи одних оплачиваются неудачами других, приложивших не менее искренние и даже достойные усилия: вознаграждение дается отнюдь не за достоинства... Я не считаю, что получившее широкое хождение понятие “социальной справедливости” описывает какое-то возможное положение дел или хотя бы вообще имеет смысл.” (8)

В своем антиреволюционном памфлете “Размышления о революции во Франции” Эдмунд Берк защищает собственность. В неприкосновенности ее он видит “закон природы” и одновременно “нравственный урок”. Нарушение законов природы и нравственности грозит “величайшим злом”. (9) Ср. у Хайека: “нормы морали (включая, в частности, наши институты собственности, свободы и справедливости) являются определенным дополнительным даром, которым наделила человека культурная эволюция” (10) Различие в том, что Берк имеет в виду феодальную собственность принцев крови и архиепископов, на которую покушается как раз либеральная буржуазия.

Тогдашнему либералу легко и естественно было апеллировать к разуму, выступая от имени третьего сословия против привилегий выродившейся аристократии и церковных феодалов, которые сами не верили ни в Бога, ни в черта, но насаждали в народе невежество и предрассудки, чтобы вернее держать его в повиновении. У таких привилегий действительно не могло быть рационального обоснования - только ссылки на “трансцендентную традицию”, недоступную уму.

Сегодня место принцев крови заняли финансовые олигархи, а епископские кафедры - деятели масс-медиа и шоу-бизнеса. Право Сороса или братьев Черных вывозить в “оффшоры” сбережения сотен тысяч честных тружеников так же доказуемо, как право Марии Антуанетты проигрывать в карты Францию. И либерал конца ХХ столетия волей- неволей вынужден заимствовать у злейших противников либерализма их специфическую аргументацию.

Все повторяется. Замыкая круг, хвост кусает слишком умную голову. “Монархия как делегация Божественной воли” у последователей той самой церкви, которая когда-то тысячами жизней платила за гордый отказ участвовать в императорском культе. Почтительные ссылки теоретиков КПРФ на Ивана Ильина и Солоневича. Воинствующий антиинтеллектуализм у либералов...

Раздражение против “умников” тем сильнее, чем заметнее противоречия догматов с жизнью и между собой.

Если вы в самом деле против смертной казни, то почему убиваете югославов? если все обязаны платить налоги, то что такое “оффшор”? почему вотумы недоверия научному познанию вы оформляете в статьи и монографии (а не в шаманские пляски) и подписываете учеными степенями? И т.д. и т.п.

Перед хозяевами “открытого общества” встает та же проблема, что когда-то перед их предшественниками из ЦК КПСС. Конкретные ученые необходимы для решения конкретных задач, но наука как таковая с идеологией несовместима, а общественные дисциплины - просто разрушительны. Отсюда: установка на “узкую специализацию”. Идеальный ученый - тот, кто знает все про 16-ю хромосому, наслышан про 15-ю, и смутно припоминает, что Шекспир - это ассистент Бэза Лурмана.

Отсюда же - настойчивые “реформы” научной методологии. Подчеркиваю: не “редактура” отдельных фрагментов: “такого-то царя надо похвалить, а того вообще не упоминайте!”, а глубокое извращение принципов, по которым отдельные фрагменты-кирпичики складываются в здание.

Здесь необходимо оговорить, что наука - не коллектор информации, а система знаний. Как справедливо отмечал Александр Тарасов, “капитализм пытается подменить категорию знание категорией информация. Между тем это не одно и то же. Ученые, художники и общество в целом владеют именно знанием, в то время как информацией может владеть и частный собственник как товаром (бюрократ, например, традиционно владеет как товаром именно информацией). Ложное знание, как известно, вовсе не знание. А ложная информация может быть не менее ценной, чем истинная”. (11) Система знаний строится по определенным правилам, которые как раз и называются скучным словом “методология”. Дилетанта отличает от профессионала не то, что один знает меньше, а другой больше, а то, что первый не владеет методологией. Поэтому ему легче открывать новые “физические явления” (вроде “телекинеза”) на основе свидетельских показаний, “славянскую письменность” при царе Миносе и пр. Естественно, методологии разных научных дисциплин существенно различаются (поскольку различается предмет и способы его исследования). Но если мы возьмем основные принципы исследовательской работы, как они изложены, например, у медиевиста В.Б. Кобрина (в статье “Где мы раздавили бабочку?” и в заключительной главе книги “Кому ты опасен, историк?” (12), то под многими утверждениями с удовольствием подпишутся и биолог, и физик. Это как раз то, что отличает науку в целом как “сферу человеческой деятельности” от идеологии. Более того: возьму на себя смелость утверждать, что на тех же методологических принципах должны строиться и театральная рецензия, и судебный очерк... А для чего, в самом деле, нужна такая рецензия, в которой оценка спектакля заранее известна автору - или предписана ему редактором? Какой справедливости может способствовать судебный очерк по методике С. Доренко (гл. 4)?

В настоящей науке методология неотделима от этики. Это не комплимент. Просто такова производственная необходимость. Выражение “честный ученый” тавтологично, поскольку “нечестный ученый”, то есть фальсификатор, не ученый вообще: “плохой человек не в состоянии бескорыстно служить истине” (13)

“Только наука ищет чистой истины, - писал Эрнст Ренан, - Только она дает точные доказательства истины и строго критически относится к способам убеждения”. (14)

Тоже самореклама своего рода? Но чуть дальше мы увидим, что эту оценку полностью разделяют и противники науки, современные мракобесы - именно “бескорыстный поиск истины” им хотелось бы раз и навсегда вычеркнуть из истории.

В 90-е годы я могу отметить три покушения на науку. Первые два затронули только общественные дисциплины и оставили след, вполне сопоставимый с достижениями сессии ВАСХНИЛ 1948 года в биологии. Третье заболевание с самого начала приняло генерализованный характер. (15)

1. “Культурологический подход” мы уже подробно разобрали в 7 главе.

2. “Цивилизационный подход” требует специального разговора. К истории и социологии он подошел под флагом борьбы с “формационным подходом”, под которым подразумевалась надоевшая сталинская (не марксова) “пятичленка”, та, что обязывала общество развиваться от первобытнообщинного строя к рабовладению, феодализму, капитализму, социализму... К сожалению, предложенное взамен оказалось не лучше, а хуже. И то, что поборники “цивилизационного подхода” до сих пор не в состоянии определить, что такое “цивилизация” - А. Тарасов насчитал 42 (сорок две!) конкурентные дефиниции (16) - это еще полбеды. В конце концов, и с формациями хватало неразберихи. Главная проблема - то, что “формационный подход” имел пусть искаженное идеологией, излишне конкретизированное и схематизированное, но научное основание. По мере роста производительных сил (а он, в свою очередь, соотносится с усвоением большего количества энергии из окружающей среды - объективный естественнонаучный критерий) общество проходит определенные стадии развития. Дальше можно спорить об определении конкретных стадий, о роли субъективного “человеческого фактора” в ускорении или замедлении этого процесса и т.д. Но вопрос ставился совсем по- другому. Чтобы не утомлять читателя 42 определениями, сошлюсь на А.Я. Гуревича - на лекцию, в которой он излагает суть различных познавательных моделей, представленных в пост- советской историографии. У Гуревича слово “цивилизационный” имеет синоним - “релятивистский”. “...Каждое сообщество (культура, цивилизация) представляет собой неповторимую структуру, неповторимый феномен. Согласно релятивистской точке зрения неправомерно спрашивать, какая из этих структур лучше или хуже, прогрессивнее или реакционнее. Они разные. И каждая из них, по-видимому, является некоторой целостностью, удовлетворяющей каким-то коренным требованиям людей, внутри этой целостности живущих (или живших). Таков, в самом общем виде, подход к истории, который у нас с недавнего времени стали называть “цивилизационным” (17)

Таким образом “отменяется”, во-первых, прогресс как таковой; во-вторых, единство человеческого рода и создаваемой им цивилизации, которая разделяется на великое множество (42 и больше, кому сколько заблагорассудится) несмешивающихся потоков; в-третьих, какие бы то ни было исторические закономерности, то есть история перестает быть наукой, а превращается в лавку древностей - не музей, где экспонаты систематизированы, а именно лавку. Или в сборник анекдотов. И если мы по определению не способны понимать и оценивать другие “цивилизации”, то какой смысл в изучении Древней Греции или Японии эпохи Токугава? Да и своей родной России лет 500 тому назад? Только праздное любопытство.

Один собирает этикетки от пива, другой сутки напролет “режется” в компьютерные “стрелялки”, третий изучает феодальную войну ХУ века. Перечисленные занятия равноценны. “Неправомерно спрашивать, какое лучше или хуже”.

Также “неправомерно спрашивать, что прогрессивнее” - человеческие жертвоприношения или их запрет; работорговля или освобождение рабов; нацистский Третий Рейх или “Новый курс” Рузвельта. Они не лучше и не хуже, а просто “разные”, никакого общего критерия оценки нет и не может быть.

“Цивилизационный подход” обваливает историографию на многие столетия назад - как если бы химиков переселяли из современных институтов в лабораторию Парацельса.

Что касается этической стороны, то задолго до нынешней кампании исчерпывающую характеристику “релятивизма” дал В.Б. Кобрин. “Такая позиция, на мой взгляд, противоречит самой сути истории... Вероятно, наши человеческое достоинство и нравственное чувство были бы оскорблены, узнай мы, что через четыре века историк будет пытаться лишь “понять” гитлеровцев, не осуждая их преступлений. Так вправе ли мы отказывать в справедливости тем, кто жил и страдал за четыре века до нас?” (18) “Историк не вправе относиться равнодушно к людям прошлого. Он не может не испытывать к ним сочувствия. Если он безразличен к их радостям и бедам, к их успехам и страданиям, то он, конечно, сумеет, если обладает умом и трудолюбием, написать немало полезных и даже ценных исследований по конкретным вопросам, но никогда не будет способен решать большие, кардинальные проблемы... Нередко мы можем осуждать поступки, но не тех, кто их совершал, понимая обусловленность тех или иных малопривлекательных для нас действий особенностями времени и воспитания. Но не оправдывать же под предлогом целесообразности или общей жестокости века бессудные убийства, массовые казни, агрессивные войны, измену и предательство. Иначе мы перестанем быть людьми ... Изгоняя мораль из истории, мы неизбежно изгоняем ее и из современности.” (19)

На мой взгляд, суждения нашего замечательного медиевиста представляют не только внутрицеховой интерес, но затрагивают всех, кто занимается исследованием человеческого общества, древнего или современного: экономики, правовых отношений, искусства. Конечно, личное мнение, даже самое авторитетное - всего лишь мнение. Всякий вправе иметь свое, отличное. Но тогда его следовало бы честно формулировать. Ведь “релятивизм” - не просто модная новация или некоторое усовершенствование исследовательских методик. Это кардинальный разрыв со всей гуманистической традицией в науке (и шире - с “культурной оппозицией” советских времен), размежевание именно в тех вопросах, которые были принципиальными не только для В.Б. Кобрина, но и для С.Б. Веселовского или А.А.Зимина. В споре С.Б. Веселовского со сталинскими идеологами “релятивисты” оказываются на стороне последних.

Безнравственность “цивилизационного подхода” проявляется еще и в том, что он составляет готовую теоретическую платформу под национализм и расизм. Эмоциональный афоризм Редьярда Киплинга “Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут...” задолго до Страшного Суда получает как бы научное оправдание. Подчеркиваю: если бы существовали объективные данные, подтверждающие природное неравенство между народами или органическую “несовместимость” разных культурных традиций, их следовало бы рассматривать всерьез независимо от возможных политических выводов. Но в том-то и дело, что опыт истории говорит совсем о другом. Иноверцы, инородцы, “желтые”, “черные”, приобщаясь к “несуществующему” прогрессу, оказываются способны делать все то, что совсем недавно (по историческим масштабам) считалось прерогативой белого мужчины-христианина (а если заглянуть чуть глубже, то белого христианина дворянского происхождения). Тысячи страниц были исписаны в свое время обоснованиями германского нацизма или японского милитаризма через особый “менталитет”, на который эти народы якобы обречены от рождения. Одни авторы рассматривали его как дар богов, другие как врожденное уродство. Но вот прошли считанные годы с 1945-го - и где этот “менталитет”? В чем проявляется особый “нордический характер” немца по сравнению, например, с бельгийцем или датчанином? Конечно, взаимопонимание культур требует больших усилий. Но нет никакого закона, который бы его запрещал. В Сингапуре мирно живут и работают три “цивилизации” (китайцы- конфуцианцы, индусы и мусульмане), а в Руанде самоистребляется одна.

Когда Эдвард Радзинский пишет про Сталина, что “как и положено азиату, он был во всем - раб перед господином” (20) или депутат от ЛДПР Алексей Митрофанов оправдывает Саддама Хусейна тем, что “на Востоке лидер должен быть жестким” (21) - это и есть “цивилизационный подход” в чистом виде. Только наука тут ни при чем.

3. Так называемый “постмодернизм”. “Так называемый” - потому что если в двух предыдущих случаях хоть приблизительно понятно, о чем речь, то здесь остается развести руками. Прочитав сотни книг и статей, я так и не смог уяснить себе, что это такое на букву “п” и на каком основании это непонятно что возводится в “основное направление современной философии, искусства и науки”.

В моем любимом словаре по культурологии сообщается следующее:

“В политит. культуре П. означает развитие разл. форм постутопической политической мысли. В философии - торжество постметафизики, пострационализма, постэмпиризма. В этике - постгуманизм постпуританского мира, нравств. амбивалентность личности. Представители точных наук трактуют П. как стиль постнеклассич. научного мышления.” (22)

То есть ко всем ученым терминам, известным автору “определения”, механически добавляется приставка “пост”, которая превращается в нечленораздельное междометие, вроде слова “блин” и других, более грубых слов-связок в лексиконе постличностей, разливающих посточередную бутылку.

Школьный учебник “Современный мир” (приблизительный аналог старого “Обществоведения”) относит “П.” почему-то в раздел архитектуры.

“Постмодернизм присутствует во всех видах современного искусства, но наиболее ярко он проявил себя в архитектуре... Архитектурные формы прошлых веков и начала нашего века нарочито контрастно соединяются в П. с элементами функционализма. Эта подчеркнутая эклектичность возводится в творческий принцип...” (23).

С каких это пор эклектика стала “творческим принципом” и направлением, тем более новым? ВДНХ - что, шедевр “постмодернизма”?

Статья Михаила Эпштейна называется “Истоки и смысл русского П.” Оказывается, “коммунизм - это постмодернизм с модернистским лицом...”, и поскольку “в российской цивилизации заложена интенция самостирания, саморазрушения, превращения в условные знаки- “следы”, представляющие бесконечную отсрочку или отсутствие своего означаемого...”, Россия оказалась самой П. страной - “впереди Запада именно в этом постмодерном своем качестве.” Привет от “цивилизационного подхода”. И “поднялся новый посев российской культуры, который вполне созрел и пожинается именно сейчас, - культуры постмодерной.” (24)

Жаль, что не поименованы плоды столь богатого урожая. Впрочем, виноват. На стр. 179 фигурирует один конкретный литератор - Д. Галковский, “понимающий толк в поэтике”. Он одарил российскую культуру 90-х гг. “романом -трактатом” “Бесконечный тупик”. Не тот ли это трактат, где 1937 год объявлен “самым счастливым за последние сто лет русской истории... Свиньи упали в пропасть”? Выбор г-на Эпштейна симптоматичный (с точки зрения “нравств. амбивалентности”), но одного примера, даже такого яркого, недостаточно. Между прочим, в культурологическом словаре тоже сообщается про “расцвет худож. практики П.” - и вообще без единого подтверждения. В частных беседах журналисты, настаивающие на том, что “П” все-таки существует, чаще всего ссылаются на роман Умберто Эко “Имя розы”. Произведение действительно нетрадиционное, поскольку в нем объединены два жанра: детектив и исторический роман. Но причем тут “коммунизм с модернистским лицом” и прочая наукообразная ахинея? Братья Стругацкие тоже соединяли два жанра - детектив с фантастическим романом (“Жук в муравейнике”), а Михаил Булгаков в “Мастере и Маргарите” - целых три.

Г.С. Кнабе: “Тенденции, которые принято обозначать именем постмодернизма с его абсолютизацией личной независимости и отрицанием всего, что воссоздает коллективные связи и объединяет людей, в том числе - рациональность логики доказуемой истины, т.е. науки в собственном, прямом смысле слова...” (25)

Понятно, что такое может быть только в психиатрической клинике: там “отрицание всего, что объединяет людей” называется аутизмом (хотя “абсолютизация личной независимости” перекликается с некоторыми непогрешимыми истинами, уже известными нам из других глав).

Чтобы пробиться хоть к какому-то пониманию, возьмем источник, который одновременно является и памятником “п” литературы, и теоретической работой, призванной объяснить, что это такое. Сочинение Бориса Парамонова называется “П. Конец стиля”, а сам автор - обозреватель радио “Свобода” Конгресса США. За это самое сочинение Парамонов получил премию журнала “Звезда”.

“Демократия и есть постмодернизм. В свою очередь демократия есть особый, вполне определенный тип культуры, взятой уже в предельно широком значении термина - как образ жизни, как стиль. Демократия как культурный стиль - это отсутствие стиля, отнюдь даже не эклектика александрийского типа. Стиль противоположен и противопоказан демократии.” (26)

Кроме того: 1. “П” “имеет политическое измерение”; 2. “флора и фауна дают урок постмодернизма”; 3. “Пушкин постмодернист”; 4. “чрезвычайно постмодернистичен Франциск Ассизский”; 5. “п” - “реабилитация притонов. И главное - прояснившееся сознание, что притонов вообще нет”.

“Что общего у (постмодернистов) софистов, александрийских эклектиков, средневековых скоморохов, романтиков Х1Х столетия, Пушкина, Тимура Кибирова? Общее у них - “еврейство”. Еврей - родовое имя постмодерниста, человека без стиля... Я давно думаю написать статью под названием “Еврей Пушкин”, но пока что написал только о Вуди Аллене.”

“Фашизм этот, конечно, чисто эстетический, как у Лени Рифеншталь, но ведь служила последняя все- таки Гитлеру и не кому другому. Вернее сказать, Лени Рифеншталь и Гитлер одной породы, художественной. К счастью (несчастью?) для Пальи, в Америке Гитлера нет и не будет, и она до конца дней обречена метать бисер перед свиньями.”

(Обратите внимание на специфический демократизм этого господина, кормящегося за счет тех самых американских налогоплательщиков, которых он называет “свиньями”).

“Сталин разрушил (конструктивистский) стиль раннего большевизма, заменил его эклектикой соцреализма - и тем самым обозначил перспективу свободы. .. Задним числом и задним умом ясно, что тут-то и началась новая русская свобода: когда комбригов переименовали в полковников, а людей по имени Якир, Уборевич, Гамарник, Корк, Вацетис, Путна заменили в армии люди по фамилии Ватутин и Конев, Вахромеев и Язов.”

Сдерживая тошноту, перехожу к сугубо академическим выводам. Бремя доказательства гипотезы ложится на тех, кто ее выдвигает. Никто не обязан опровергать бездоказательные утверждения. Если “специалисты по постмодернизму” не в состоянии объяснить, что это такое - значит, предмет их занятий того же рода, что и “основной экономический закон социализма” (на котором тоже делались деньги, премии и звания). Никакого “основного направления современной философии, искусства и науки” на букву “п” не существует в природе.

Что же существует? Откровенное, неприкрытое словоблудие как альтернатива якобы устаревшей “позитивистской” науке. Конечный пункт крестового похода против разума, провозглашенного либеральными идеологами:

“П. умонастроение несет на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума...” (Культурология. ХХ век.) (27)

“П. - это такое состояние культуры, которое приходит на смену Новому времени и отбрасывает в прошлое “модерный” проект, в основе которого были ценности реалистического знания, индивидуального самосознания и рационального действия, расчет на собственные силы сознательной самоорганизации человечества” (М.Эпштейн) (28)

Поскольку навязываемые догмы не имеют убедительного обоснования - ни с рациональной, ни с нравственной точек зрения - выгодно сделать вид, что разума и нравственности вообще не существует .

Академик В. Л. Янин равноценен Борису Парамонову: оба пишут тексты, состоящие из букв.

А “наша “состязательная теория правосудия” никогда не задается вопросом, в чем заключается истина”.

Что правда, что неправда... что добро, что зло... что воля, что неволя - все равно.

Именно такие слова механически повторяла героиня фильма-сказки Александра Роу, находясь под действием злых чар. Не иначе как околдованы уважаемые научные работники, если они безвольно соглашаются на уготованную им роль (например, историки будут рассказывать на ночь побасенки про древних императоров, свободно конкурируя в деле увеселения с мастерами “новой сраматургии” и художественного эксгибиционизма). Кланяются в ножки международным меценатам за то, что те дают свои деньги - то есть не свои, а вывезенные из Индонезии и Таиланда - не только на лысенковщину, но и на настоящую науку. Только лысенковщины почему-то год от года становится все больше, а науки все меньше. Если судить по учебникам (см. соответствующее приложение к газете “Первое сентября”), эта печальная тенденция просто бросается в глаза.

Судьбе науки в ХХ1 столетии был посвящен специальный “Круглый стол” в “Независимой газете”, на который получили приглашение как профессиональные идеологические работники (“культурологи”- “политологи”), так и ученые, вовремя перестроившие свой “дискурс” под линию партии.

Читайте внимательно, уважаемые коллеги. И не говорите, что не были предупреждены; или что проблемы, с которыми вы столкнулись в своей отрасли знания, порождены чьей-то личной “глупостью” или “непрофессионализмом”. Или иными стечениями обстоятельств, сугубо индивидуальными и не имеющими общей причины.

М. Рац: “Большая часть неприятностей, которые мы сегодня имеем в России и во всем мире, есть порождение той самой научной рациональности. Или, как сказал бы я, необоснованной экспансии науки в такие области, где ей совершенно нечего делать... Сейчас я читаю книжку, где происходит соотнесение модернистской и постмодернистской идеологии. В разделе, посвященном культуре. Там обсуждается оппозиция модернизма и постмодернизма. Это действительтно все животрепещущие темы. И их надо серьезно обсуждать, и не один раз. (действительно, на что еще тратить время? - И.С.) Потому что мы еще наплачемся с этой традиционной классической наукой и вытекающими из нее непредсказуемыми и неконтролируемыми последствиями наподобие чеченских или экологических... (иными словами, это наука вдохновила Дудаева отделяться)... Новая концепция должна замещать один тип научной рациональности множеством различных типов рациональности.” (интересно, сколь велико это “множество”? И что будет, если самому господину “заместителю” в бухгалтерии начислят гонорар в соответствии с каким-нибудь нетрадиционным “типом рациональности” - например, по копейке за рубль?)

В. Розин: “Как культуролог я обращаю ваше внимание на интересный феномен: вероятно, мы дожигаем последние порции научного горючего - безоглядного интереса к познанию природы и мира. Но может быть, на самом деле мы его уже лишились. Нас больше сейчас интересуют - и слава богу, возможно! - другие вещи.”

(какие “другие вещи” обнаружились за пределами “природы и мира” ?!)

Л. Ионин: “Она, наука, сама себя завела в тупик...Многомирие или, если хотите, полимундия с моей точки зрения заключается в том, что эта полимундия появится из-за того, что наука сузит свои границы...”

Ведущий: “А куда будет тогда обращаться человек за панацеей?” (фиксирую внимание на подмене: “панацеей” торгует как раз не наука, а совсем другие ведомства)

Г. Копылов: “В самые разные социокультурные институты. А научная деятельность, в результате, может быть, вообще прекратится, потому что иссякнет та энергия, которая движет ученым - энергия поиска истины. Об этом уже говорил Вадим Маркович... В качестве аналогии: 150 лет назад ведущей формой социальной жизни и понимания была религия. И что сейчас с ней стало? Она живет на своем месте. Религиозные мыслители пишут книги о том, как религии жить в секуляризованном мире. То есть религия ищет свои формы существования. И с наукой будет то же самое. Будут свои “жрецы”, свои “храмы науки”, лаборатории по типу монастырей - в социально чужом мире.”

Л. Ионин: “Мой вариант ответа на вопрос “Куда обратиться?” - совершенно реальный случай. В Москве есть Дом Культуры “Меридиан”. И там на доске объявлений было вывешено расписание: рок-группа такая-то выступает тогда-то, рок-группа такая-то выступает тогда-то, а в углу аккуратненький листочек: “По средам и четвергам в 18.00 - практические занятия по реинкарнации”... Существуют, в конце концов, религиозные культуры и все прочие фундаментализмы. Они - знак новой эпохи. Признание их правомерности и правомочности - это знак новой эпохи. Не то, что они отсталые, недоразвитые, а просто они другие...” (29)

Интересное противоречие между содержанием и тоном: вроде бы, господин “политолог” отстаивает права религии перед наукой, но с демонстративным пренебрежением: “и все прочие фундаментализмы...” На самом деле никакого противоречия, конечно, нет. Священникам, как и ученым, место в субкультурном зоопарке. В ДК, где по средам и четвергам “практические занятия по реинкарнации.”

Чтоб не путались под ногами у тех, кто будет определять судьбы человечества.

Еще интереснее, что только один человек (!) из собранного “Независимой газетой” ареопага - профессор, доктор технических наук Борис Кудрин - осмелился возражать по существу. Хотя невооруженным глазом видно, что велеречивая “полимундия” на пол-газеты основана на “данностях”, свалившихся все с того же урожайного потолка.

Почему наука себя исчерпала? Какими фактами это подтверждается - кроме “книжки, где происходит соотнесение модернистской и постмодернистской идеологии”? В чем конкретно научное познание оказалось несостоятельно - и по сравнению с чем? Астрономия - по сравнению с астрологией? Или научная медицина - с “экстрасенсорикой”? Или, может быть, Б. Парамонов оказался способен на какие-то открытия, до которых так и не дорос умом Д.С. Лихачев? Какие это открытия? Что Лермонтов еврей, а Пушкин китаец?

По тому же убогому образцу строится этика современного либерализма.

Популярный в либеральных СМИ литературный критик Михаил Золотоносов формулирует ее “золотое правило” от своей, извините за выражение, специальности:

“Стали появляться романы нового типа, не ангажированные ни идеологией, ни даже традиционной этикой и потому разрушающие то, что раньше именовалось гуманистической традицией... Полностью неангажированные сочинения - ни идеологически, ни этически..., то есть в точном смысле слова свободные... Смысл текста заключен в самом тексте. Моя гипотеза: по мере углубления в ХХ1 век таких произведений больше, истина о человеке будет раскрываться все с больше прямотой, поначалу это будет казаться цинизмом, а потом люди привыкнут.” (30) (выделено М. Золотоносовым).

Вроде бы, претенциозное пустословие. Что такое “нетрадиционная этика”? И почему “гуманистическая традиция” в прошедшем времени - “раньше именовалась”? И в чем еще может быть “заключен смысл текста” как не в самом тексте? В оберточной бумаге, что ли?

Но золотоносовское пустословие очень внятно “ангажировано идеологией”. “Свобода” и “истина о человеке” располагаются им по ту сторону добра и зла.

Надеюсь, читатели уже обратили внимание на то, что и другие персонажи этой книги на разные голоса и по разным поводам повторяют, в сущности, ту же самую формулу: “рыночной системе не свойственны какие- либо этические принципы...”; “мы вынуждены будем оставить в стороне вопрос о том, “что такое хорошо и что такое плохо”; “деньги делал, наркотики перевозил? да Бог знает, мне все равно”; “сами по себе люди никого не интересуют” и т.п. То, что штатный сотрудник американского ведомства пропаганды пропагандирует “Гитлера художественной породы” и “новую русскую свободу” в лице Сталина, характеризует не только самого сотрудника и то учреждение, на которое он работает. Это закономерное проявление общей “нравств. амбивалентности”.

Кто-то может сказать: досужее теоретизирование профессиональных болтунов не представляет непосредственной опасности. А “либеральный фашизм” - всего лишь полемическая метафора.

Однако факты (из коих лишь малая часть собрана в этой книге) свидетельствуют совсем о другом: позиция “по ту сторону добра и зла” - не просто демагогия; она непосредственно определяет практическую политику.

Либерал отличается от “страшного чекиста- большевика в кожаной куртке с маузером” тем, что “лично не стреляет. Он создает условия для массовой гибели людей. Притом не своих политических противников..., а просто самых слабых, тех, кто не может сопротивляться...” (Александр Тарасов, выделено им же). (31)

Но если очень хочется самому поупражнять руки - это тоже не запрещено.

Афоризм представителя НАТО Джейми Шеа про пилота, который расстреливал колонну югославских беженцев “с лучшими намерениями, как и подобает представителю демократической страны”, когда-нибудь наверняка войдет в учебники истории.

Работая над главой о наркотиках, я обнаружил описание другого интересного опыта. Энтузиасты т. н. “метадоновой терапии” (см. гл. 8) вводили подопытным наркоманкам по ходу беременности сильнейший наркотик метадон, а потом наблюдали, что появится на свет. “Тщательно изучалось влияние поддерживающих доз метадона на беременность и новорожденных. Было показано, что у женщин, состояние которых стабилизировалось, беременность протекает нормально на фоне приема поддерживающих доз метадона. Правда, у новорожденного, мать которого принимает поддерживающие дозы метадона, могут наблюдаться опиатные абстинентные симптомы, однако они поддаются лечению...” (32)

Опыты доктора Менгеле продолжены “с лучшими намерениями, как и подобает врачам из демократической страны”. Результаты опубликованы. И не вызвали не то что протеста - даже легкого недоумения.

1* Политология. Энциклопедический словарь. М, Publishers, 1993, с. 154.

2* Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. М, Новости, 1992, с. 137, 116.

6* Берк Э. Размышления о революции во Франции. М, Рудомино, 1993, с. 86, 73.

11* Тарасов А. Суперэтатизм и социализм. - Свободная мысль, 1996, № 12, с. 94.

12* Кобрин В.Б. Где мы раздавили бабочку? - Книжное обозрение, 22.12.1989; Кому ты опасен, историк? М, Московский рабочий, 1992.

14* Ренан Э. Жизнь Иисуса. М, Изд. политической литературы, 1991, с. 37.

15* Если коллеги- естественники дополнят мой перечень, буду только рад.

16* Тарасов А. Молодежь как объект классового эксперимента. -Свободная мысль, 1999, № 11, с. 40.

17* Гуревич А. Я. Культура средневековья и историк конца ХХ века. - История мировой культуры. М, РГГУ, “Открытое общество”, 1998, с.254.

18* Кобрин В.Б. Иван Грозный. М. Московский рабочий, 1989, с. 6.

19* Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк?, с. 216 -218. См. также: Смирнов И. Этика истории в публицистических и популярных работах В.Б. Кобрина. - Проблемы отечественной истории и культуры периода феодализма. Чтения памяти В.Б. Кобрина. М, РГГУ, 1992, с. 20.

21* ТВЦ. Багдадские мифы Саддама Хусейна. 10.02.2000

22* Маньковская Н.Б. Постмодернизм. -Культурология. ХХ век. Словарь. Университетская книга, 1997, с. 349.

23*Пантелеев М.М., Саватеев А.Д. Современный мир. М, МИРОС, 1999, с. 243

24* Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма. - Звезда, 1996, № 8, с. 176, 187, 188.

25*Кнабе Г.С. Основы общей теории культуры. - История мировой культуры. М, РГГУ, Открытое общество, 1998, с. 83.

26* Парамонов Б. Постмодернизм. Конец стиля. - НГ, 26.01.1994.

29* Круглый стол приложения “НГ- наука” - НГ, 16.02.2000.

30*Золотоносов М. Милосердие ХХ1 века. - Московские новости, 2000, № 23.

31*Тарасов А. Очень современная повесть. Феминистка как стриптизерша. М, Норма, 1999, с. 40.

32* Официальные акции АПА. Заявление об отношении к лечению поддерживающими дозами метадона. Цит. по: Вiсник Асоцiацii психатрiв Украiни, 1996, № 1, с. 27.

Оглавление