Сижу в кресле, парю ножки, предвкушая вечерний массаж, лениво переключаю пультиком каналы и вдруг на 1-м вижу знакомые рыла, которые обычно на «Культуре» что-то бубнят. Ба, да это Ерофеев! А вот это америкосовский гондон – Гордон (извините за каламбур, так уж вышло). Тем более в духе того, что я услышала. Ерофеев оскорблял и смеялся над какой-то полной молодой женщиной, в титрах было написано, что она доктор философских наук. Как он только её ни обзывал: и толстая, и старая (хотя она вдвое, как минимум, его моложе). Эх, меня бы туда, уж я бы ответила этому напудренному драчиле, что старая мерлушка, как говорилось в одном «бородатом» анекдоте, в хозяйстве всегда пригодится, а вот старый шнурок – только на свалку. Потом он изгалялся над актёром Назаровым, затюкав его совсем. Назарова я тоже не люблю за гаденькую «Маленькую Веру», но всё же у него много и приличных ролей было. В отличие от Ерофеева, который всю жизнь писал только блевотную белиберду. Смотрю я и опять слеза меня душит: ну, почему меня там нет, чтобы достойно ответить хаму! Ох, как подробно бы я разъяснила Ерофееву, что его высказывания о том, что, глядя на каждую женщину, он прежде всего думает, как она делает минет, это же просто цветная иллюстрация к описанию мужчины – импотента! Я знаю, как мужикам «нравится», когда их называют импотентами. Давно не вставляла в свою речь грубые, но так ранее мною любимые, слова и выражения, а тут уж душу отведу. Да, сейчас я неустанно говорю, что матерщина – старомодно и мэйнстримно. Но в студии Гордона я бы не побоялась быть старомодной, ибо старые уёбища, которые там собрались, до сих пор этого не понимают. Итак, о чём это я? Ах, да, о минете. Мужчина, у которого всё в порядке, «торчит» во время танца и врывается, как положено и куда положено. А у автора «Русской красавицы» с этим делом всегда, судя даже по тексту «Красавицы», проблемы были. Сейчас же и вообще, как я поняла, часами сосать его надобно, чтобы что-нибудь высосать. Так он, бедолага, поэтому в интервью об этом, страдая, и говорит. Вот времена пошли, мужики о своей мужской слабости гудят на каждом углу. Тьфу, гадостно. И вообще, разговор-то о чём. Тётка Арбатова зудит о «культурологическом феномене Ерофеева». Ага, феномЕн с бубенчиками. Вот сейчас, наконец, скажу то, что давно хотела сказать. И Солженицын, и Виктор Ерофеев, и Венечка Ерофеев – козлы редкостные. Просто первый козёл, тот, что постарше, заимел, чего хотел – дом в Серебряном Бору за высоким забором, и сразу стал лояльным к власти, «одобрямс» дал на раздачу Ельцыным земель российских, на реформы звероподобные. Ибо всё это лично за его забор не проникало. Сволочь отвратная. И писатель средненький, и историком он не был, а был обычным интеллигенствующим провокатором. Недаром в день его смерти этим летом, я как раз была в Риме, Колизей ночью празднично иллюминировали, что бывает нечасто – вот что значит: «наши» люди есть везде. 
Про Венечку Ерофеева много не скажу – он вовремя умер. Но его «Москва-Петушки» - занудливая пьяная муть, достаточно бездарная и такая же нудно-грязноватая, как у многих его «сподвижников» - Петрушевской, Славкина и пр. Помню, как я пошла во МХАТ в Камергерском на «Маскарад» Лермонтова с милым таким интеллигентным мужчиной. А там Лермонтова на Петрушевскую заменили. Мне как-то не хотелось сразу расставаться с партнером, и мы пошли в зал. Конечно, через 20 минут всё равно пришлось уйти, ибо метанье по сцене какого-то голодранца в грязном плаще с авоськой бутылок совершенно не подходило к нашему настрою на лермонтовские костюмированные страсти. Но Венечка ничего и не поимел со своих помойных похождений в советских электричках. И за это ему многое прощается на том свете. А вот Виктор Ерофеев оттянулся по полной программе! На древней истории с никому сейчас неинтересным графоманским журнальчиком «Метрополь», и с этим пахнущим то тем, то сем влагалищем своей «красавицы» он вот уже двадцать лет рубит «капусту» здесь и там. Это же надо уметь! В Голландии его, дескать, читают и перечитывают. Естественно, надо ведь микроскопическим нацменьшинствам самоудовлетворяться, читая о том, какое говно, эти русские. И бабы у них бляди. Не то, что наши голландки или швейцарки: бока – во! бока, глаза – во! глаза. Америкосам тоже приятно читать про русских свиней – не зря грузины на них войной идут. Очистить землю надо от русского говна. А Ерофеев – В белом венчике из роз. Впереди бредёт, пендос. Сколько «бабла» ему за бугром за это обсерание русского народа-то отвалили! Но он ещё «добирает», верно не на все его нужды пока хватило: и передачу скушнейшую на «Культуре» ведёт, и сейчас на первый канал прорвался.

И, главное, хамит, импотент вонючий, хамит налево и направо! Никто ему достойно ответить не может. Нет, надо было Жирика на него натравить, тогда это бы хоть смешно было. А так… Бедные интеллигентные тётечки и бородатые дядечки, бедненький Гордончик с блокнотиком, куда он гадостных ерофеевских цитаток понавыписывал! Ну, неужели вы не понимаете, куда надо послать Ерофеева, с его жалостной историей об отце, которого с работочки выгнали и только после письма самому Брежневу! с угрозой самоубийства юного Витюши, Громыко позвонил его, Витюшиному батюшке, и слёзно попросил опять пойти работать, куда положено, и получить срочно  недополученные за прошлый месяц талончики в кремлёвский спецраспределитель и на профосмотр в кремлёвскую поликлинику. Послать Витюшу Ерофеева надо к ебёной матери. К его ебёной матери. Он такие слова любит и единственные понимает. Ему «высоким штилем» о душе говорить не надо, это не его. У них, у кремлёвских выблядков, до сих пор матерный язык – повседневная разговорная норма. Они, типа, крутыми себя только с нецензурщиной и хамством чувствуют. Все эти ерофеевы, михалковы - кончаловские, намины, гайдары, познеры, гордоны и прочая шелупонь. Им кажется, что если они с этим своим беспардонным хамством и бездарностью кому-то не нравятся, то им или завидуют, или тупорыло по-пролетарски не понимают полёта их души. Да вот только летает у них не душа, а реактивные какашки, выпердевшиеся от неумеренной жрачки. От этой жрачки выше гланд и вся их диссидентская ублюдочная фронда была в их протуберантном возрасте. И сейчас все они собрались, как старые шакалы на падаль, на нашу постперестроечную помойку, дожирать, чего не нахапались при Советах. Вот и наяривают свои кинопроекты, телевизионные шоу,  сами, со своими жёнками, детками, всякие кулинарные передачки клепают, рекламными роликами не брезгуют, боевики блядско-стрелялочные штампуют, литературно-культурологическую околесицу часами с экранов несут. Эх, запустить бы им петушка красного во хоромы их знатные, да в штаны их плисовые! Ох, и веселье бы наступило! А кто помер, тех из гробов бы повытаскивать, да во чисто поле бы выкинуть на потеху крысам да воронам, да чтобы всякий проходящий плюнуть мог на дымящиеся руины кухонь их диссидентски-новорусских и на кости проклятые разваливших великую державу старых мудаков.

Фу, душу хоть отвела, а то прямо безысходно как-то рыла эти видеть и не иметь возможности врезать им промеж глаз. А так и ножки попарила, и адреналинчика впрыснула в кровь. Сейчас ароматическим маслом меня разотрут и такого жару я своему мальчонке задам, что Ерофееву и не снилось с его голландскими поблядёшками. Эх, Витюша, нам ли жить в печали!