«Иваново детство»: 
прекрасен ли мир, являющийся во снах?

   В нашей семье существует много традиций, и одна из них – каждый год 9 мая смотреть советский фильм о Великой Отечественной войне. Сколько я себя помню, с самого раннего возраста мне показывали разные картины, и художественные, и документальные, чтобы я всегда знала, какой была Отечественная война, как она отразилась на жизнях людей и на судьбе моей семьи. Да, смотреть такие фильмы больно и страшно, как в 6 лет, так и сейчас, однако я уверена в том, что это важно и необходимо для формирования исторической памяти нового поколения, воспитания характера и становления мировоззрения.
   Эта традиция сохранилась и сейчас, потому 9 мая 2022 года, посмотрев парад и сходив на Бессмертный полк на Красную площадь с фотографией моего прадедушки, я решила наконец открыть для себя осмысление войны удивительным русским режиссером Андреем Тарковским в фильме «Иваново детство».   
   Надо сказать, фильм по-своему уникальный. Впервые советский зритель увидел сюрреализм, религиозный символизм и сложное переплетение добра и зла в фильме о Великой Отечественной войне. 

У картины есть литературная основа —повесть «Иван», написанная в 1957 году 33-х летним Владимиром Богомоловым, военным писателем и публицистом, ушедшим на фронт добровольцем в совсем юном возрасте. Само название повести отсылает нас к коллективному образу русского народа, о судьбе которого и размышлял автор.
   Изначально повесть попытались экранизировать другим составом, но в итоге проект лег на пыльные полки мосфильмовских архивов. В 1961 за работу взялся Андрей Тарковский, меньше года назад выпустившийся из ВГИКа, имеющий за плечами лишь учебные работы, а на плечах — голову, способную рождать удивительные идеи.

«Иваново детство» стало его первым серьезным фильмом, после выхода которого и заговорили об особой философии, мифологии и киноязыке Тарковского. Картина получила «Золотого льва» — главный приз на кинофестивале в Венеции, «Золотые ворота» на фестивале в Сан-Франциско и еще под два десятка разнообразных кинопремий, что нас в данный момент ни капли не интересует. Важно только одно: что хотел донести автор и как он это делал?    

Словесно описывать сюжет фильмов, особенно подобных, бессмысленно. Все равно, что говорить о динамике событий в книгах экзистенциалистов: человек проводит ночь в камере, а наутро должен быть казнен — вот и весь сюжет «Стены» Сартра. А за ним стоит описание 12-ти часов душевных терзаний человека, осужденного на смерть, которая наступит в четко определенное и известное ему время. Теперь представьте, что может визуально показать кинокартина, которая поставила себе целью отразить внутренние переживания и глубочайшую трагедию одной человеческой души — 12-летнего Ивана, чей отец погиб на фронте, а мать и сестра были убиты фашистами на глазах у мальчика. 
Одинокий и движимый отмщением Иван становится разведчиком, умеющим оставаться незамеченным там, где взрослые могут быть обнаружены. Солдаты работают бок о бок с мальчиком, однако после особо опасной операции принимают решение перевезти его в тыл. Этому герой упорно противится: его место — на фронте, его дело — борьба.

   По дороге Иван сбегает и попадает в сгоревшую деревню, где видит старика, хлопочущего на руинах со словами, что «надо прибрать дом, пока моя старуха не увидела», не понимая, что ни его дома, ни старухи уже не осталось. Боль и надежда, показанная в этой совсем не большой, но такой пронзительной сцене, обостряет понимание мальчиком невозможности быть в стороне от происходящего со страной и ее народом. Настояв на своем, Иван снова отправляется в разведку. Новая операция, река, две части отряда расходятся. Иван идет вброд, и это — его Стикс, мы больше не увидим героя в фильме. Остается лишь увидеть финал.    

   Я смотрю на этот черно-белый абзац, в котором я изложила последовательность событий до финальной сцены, касаясь при этом лишь линии главного героя. А потом вспоминаю черно-белые образы из фильма, и понимаю, какая между ними пропасть. Главная особенность фильма – визуальные образы и музыка, съемка и свет, смысловая нагрузка кадра и, конечно, символизм. 
   Важнейшей составляющей фильма являются сны Ивана. Нам не показывают прямо его прошлое, отношение к настоящему, мы узнаем это из видений в его снах и тех кошмаров, которые преследуют мальчика даже наяву. Первый сон — о счастливом детстве, маме, колодце, из которого днем и ночью видны звезды. Одна из них отражается в воде — кажется, протяни руку и возьми, но свет утекает сквозь пальцы. Вдруг слышится немецкая речь, Иван видит тело матери, ее косынка медленно падает в темный зев колодца.

   Второй сон и не сон вовсе, а видение наяву. Блиндаж в подвале взорванной церкви, от которой осталась лишь одна стена с уцелевшей иконой Богоматери, играет патефон, мальчик зачем-то вешает посередине полуподвальной комнаты найденный тут же колокол. Ивану раздобыли «книгу с картинками» - сборник с гравюрами Альбрехта Дюрера, он видит «Битву архангела Михаила с драконом». На стене блиндажа надпись:

Нас 8 человек 

каждый не старше 19 

через час насповедут убивать
 
отомстите за нас!    

   Видимо, когда-то фашисты держали здесь пленных. Иван начинает слышать немецкую речь, плач женщин и детей, видеть тени. Но он не спит, это совершенно точно, он это видит. И начинает битву со своим невидимым врагом. Вывернутые наизнанку, изломанные декорации, сильные контрасты света и тени, напряженный болезненный звук — сцена снята крайне экспрессивно. Отбившись, он начинает звонить в колокол и слышит радостные крики, приветствующие освобождение.
   Сознание мальчика разрушено, его воображение, память и окружающая действительность слишком тесно переплетаются и подменяют друг друга. Увидев своими глазами смерть матери, он потерял детство в одну секунду, и его жизнь раскололась на сновиденье, то, что было до войны; на войну, которая настолько трагична и ужасна, что просто не может быть реальностью для ребенка; параллельные картины той жизни, которую мог бы иметь Иван, если бы не война; его фантазии о том, как он отомстит тому коллективному Злу, которое лишило его семьи, детства, будущего.

   Третий сон также построен на религиозном символизме. Иван с девочкой едут на повозке, полной яблок. Он предлагает подруге взять плод, но она отказывается. Дети невинны, они не могут быть изгнаны из рая. И в этом главный парадокс, который интересовал Тарковского. Война и смерть близких вынудила ребенка воевать, быть разведчиком, приводить к тому, чтобы одни человеческие существа были убиты другими раньше, чем они сами убьют. С точки зрения морали, уходящей корнями в основные христианские постулаты, Иван невинен? Тарковский ищет ответ на вопрос теодицеи — об ответственности Бога за царящее на земле зло.

   Символизм Тарковского связывает воедино масштабные исторические события и глубоко личные переживания. Образ русского народа, трагедия Отечественной войны, боль одного маленького мальчика и рефлексия режиссера о своей жизни переплетаются в фильме, дабы донести, что за каждым частным действием, героем или сценой стоит глубокая смысловая нагрузка, история и колоссальный культурный код. Картина «Иваново детство» оказала неизмеримое влияние на развитие советского кинематографа и на мировую историю искусства. Джим Джармуш цитирует сцену Тарковского в березовой роще в любимом мною фильме-притче «Мертвец». «Субъективная» камера оператора Вадима Юсова, показывающая происходящее словно глазами героя, стала частым приемом зарубежных кинорежиссеров при показе динамичных сцен о переживаниях героев. Сартр посвятил эссе своему впечатлению о фильме, который он увидел на закрытом показе в Москве. «Советский сюрреализм» - так определяет картину философ, называя ее вместе с тем революционной, ибо она изображает Великую Отечественную войну с той стороны, которую еще не видел советский зритель.

   Так что же хотел сказать Тарковский? Давайте узнаем наконец финал фильма. 

   Над рекой тихо, оружия молчат. Один из военных говорит: «Эта тишина - война...» В следующем же кадре тишина взрывается: 1945 год, победа, крики, возгласы — вот он, мир. Советские солдаты врываются в берлинскую рейхсканцелярию, взбегают по лестницам. Третий рейх славился своей бюрократией: на каждого бойца имелся документ с фотографией и фамилией. На одном из них — снимок Ивана. После жестоких пыток повешен в 12 лет. Тенями на стенах Тарковский показывает сцену истязаний мальчика. В ликовании целой нации, дорого заплатившей за право продолжать жить, чёрная дыра — смерть ребенка, смерть в ненависти и отчаянии. Что искупит ее? Мы видим коллективную радость и эту личную трагедию. Человеческое общество идет к своей цели, и выжившие достигнут ее, однако есть этот маленький, сметенный историей мальчик. И нет даже матери, которая могла бы узнать о смерти сына, горевать по нему и испытать эту боль, облегчив ее нам, ощутить гордость за сына-героя, который приблизил нас к победе. Но матери тоже нет, потеря абсолютна. Это та самая слезинка ребенка, высказанная Достоевским устами Ивана (удивительно) Карамазова о трагедии самого невинного и беззащитного существа как цены мировой гармонии. 
   Однако у фильма есть заключительная сцена. Река, берег, залитый теплым и ярким солнцем, Иван пьет воду из ведра. Рядом — его мама. На берегу дети играют в прятки, мальчик, смеясь, присоединяется к ним. Райская, во всех смыслах, картина. Однако посреди берега стоит огромное черное сухое дерево, к которому и бежит Иван. Конец.

   Я думаю, именно она дает нам понять, как Тарковский разрешает для себя этот парадокс о добре и зле. Он отвергает протест Достоевского против мирового страдания тем, что его Иван сознательно берет это страдание на себя, принимает его себе в душу, детскую и невинную. Это черное дерево стоит и в раю, потому что для Тарковского страдание — один из божественных атрибутов, вписанных в бытие самим Творцом. Мир без свободы, страдания и любви был бы мертвым миром — сообществом самодовлеющих объектов. Пройдя сквозь очистительную муку, Иван у Тарковского обретает свой рай, но сухое дерево служит ему и зрителю напоминанием, что в божественной плероме радость и страданье, покой и самоотвержение — есть одно неразделимое сущее. 
   Миф Ивана — не просто о невинном страдальце, это символ человека, подвижнически принимающего Зло на себя. Он создан миром, всеми выжившими людьми, а значит этот мир и является той самой «матерью», которая будет всегда скорбеть по отдавшему себя ребенку и хранить память о нем.

   Я очень дорожу этой традицией и обязательно буду продолжать ее в своей жизни и, надеюсь, в жизни моих детей. Чем дальше мы отходим от того времени, тем слабее и аморфней взгляды и позиции людей - это одна из самых деструктивных тенденций, с которой нужно бороться без страха и сомнения, с гордо поднятой под флагом Победы головой. И тогда память о всех, погибших и выживших, ваших предках и неизвестных солдатах будет жить, как жива память о мальчике Иване, запечатленная удивительным русским режиссером Андреем Тарковским.

Дарина