МАЙЯСЕСИАШВИЛИ

    Растопырив ярко накрашенные губы, Лори больно вцепилась прокуренными зубами в большой палец левой ноги. Иногда ей удавалось таким образом снять напряжение в паховой области. Лори чувствовала себя старой волосатой сукой, при этом она недавно вылезла из мятной пены, прошлась по ногам эпилятором, муж перед уходом выщипал ей волоски в подмышках, сунул в лапу литровый стакан лимонного сока, чмокнул в глянцевую щечку и проорал, что она чудо, как хороша, такая тихая и задумчивая.

    Да, было над чем подумать. Лори было уже 30 лет, из них 5 прошли в замужестве. Муж от нее балдел, перестал гулять по бабам и даже в отсутствии Лори дрочил над ее туфельками. А когда они совокуплялись, доводил жену до диких оргазмов, после которых она днем ходила в полубредовом состоянии. Все было слишком хорошо. Так не должно было быть. Ведь все подруги жаловались в узком женском кругу, делились опытом, давали друг-дружке маленькие советы, как втолковать мужу или любовнику то-то и то-то, а от того-то и того-то как отучить или каким гелем мазать лобок, чтоб волосы круче вились и т.д. и т. п.

    А Лори не нужен был гель, потому что волосы и так вились, когда она их отращивала, а муж сам все делал так, как она хотела: стоило ей глазом моргнуть — он уже знал, что надо сменить указательный палец на мизинец или она хочет вспомнить "Заветы Ильича". Эта была лорина любимая позиция.

    Жаловаться не было причин, хвалиться было неловко, и Лори обычно молчала. Все это было ненормально. Она понимала, что все хорошо: любящий, и черт возьми, любимый муж, здоровые веселые дети, но иногда ей хотелось залепить мужу хорошую затрещину вместо ответного поцелуя, наорать на послушных детей, оставить всех без обеда или завести откуда-нибудь тараканов и пауков в их стерильную квартиру.

    Лори честно хотела во всем этом разобраться. Первый же сексопевт предложил ей еблю. Она отказалась. Второй и третий повторили предложение первого. Чтоб не тащиться к четвертому, Лори покорно трахнула третьего. После синхронного оргазма Лори молча и лениво оделась, с сочувствием погладила по голове взволнованного врача и ушла, не попрощавшись.

    Это был финиш. Деваться было некуда. Лори не знала, чего ей все-таки не хватает и что именно мешает. После этих бесполезных визитов Лори пришла домой, сделала счастливую рожу и продолжала жить с таковой.

    Все это было два месяца назад. А на прошлой неделе у нее начались эти глупые боли в паху. Лори прислушивалась: то ли в животе, то ли в матке кто-то поселился. Этот кто-то иногда сильно сжимал Лорины трепетные мышцы а иногда как бы дрочил, при этом доводил Лори почти до оргазма, но в последний момент подло прекращал фрикции и бедняжка Лори даже слышала что-то вроде хихиканья из своих пухленьких губ. Хуже всего было на днях, когда у Лори "зацвели цикламены". Этот "кто-то" мерзко выпихивал обратно Тампакс, который Лори привычным ловким движением заталкивала поглубже. Тут у нее случилась истерика и когда на истошный вопль прибежал муж, он застал свою любимую в ванной, с беспомощно раздвинутыми ногами, окровавленной промежностью и с полуиспользованным Тампаксом в трясущейся руке. Выслушав Лорину жалобу о том, что у нее "там" кто-то есть, муж не придумал ничего лучшего, а дал Лори снотворное, уложив несчастную женщину в застеленную полиэтиленом кровать. Утром пришедшие по вызову участковый врач и психиатр пожали плечами и велели отвезти Лори на море, дабы переменить обстановку и климат.

    И вот, через неделю после кровавого кошмара, Лори очутилась на жарком пляже Черного моря. Шевеление к этому времени заметно усилилось и теперь она постоянно ощущала толчки в низу живота. Если бы это происходило чуть повыше, она бы решила,что у нее там ребенок, но ребенок обычно шевелится в утробе, а не в исподножьи, черт побери! Лори понимала, что если бы она сошла с ума, то об этом не размышляла а принимала бы как должное, но поскольку происходящее никак не получалось объяснить, она решила, что у нее глюк, а по немецки "gluk" — это счастье. На том и остановилась. Глюк так глюк. Все же лучше, чем шиза. С такими мыслями Лори разлеглась на песке и стала наблюдать за подползающим крабом, который медленно,но целенаправленно приближался. Вдруг Лори пронзила дикая боль в паху, будто тот самый "кто-то" когтями разорвал ее нежную вульву и из ее подрагивающей вагины навстречу приближающемуся крабу наконец выполз точно такой же, но только весь молочно-белесый от Лориной родной слизи. Крабы некоторое время потоптались и затем медленно уползли подальше от берега.

    Лори долго смотрела вслед этой омерзительной паре квадратными синими глазами. Затем растянулась на песке, в блаженстве приложив руку к отмучившемуся лобку. "Хорошо, что это был краб, а не рак", — подумала Лори и наконец уснула с улыбкой на ярко накрашенных губах.

ЕЕ ПОСЛЕДНЯЯ БАРБИ

    Пятилетней Нине не нравилось в детском саду. Воспитательницы все время вязали шапочки и зевали, а зимой не выводили детей на прогулку. Мальчишки в группе собирали игрушки из "киндерсюрпризов" и все время толкались, а девочки приносили из дома Барби и обсуждали их наряды.

    Только у Нины не было Барби. С ней жила бабушка, а мама с папой работали в Соединенных Штатах и раз в полгода приезжали к дочке. Они считали, что Барби — это сугубо американская игрушка и только американские дети умеют правильно с ней играть, а русским детям нужны чебурашки, волки и айболиты (откуда им было знать, что за время их отсутствия с московских прилавков исчезли красивые веселые мурзилки и появились однообразные китайские котятки и щенята).

    У Нины жил Айболит, доставшийся в наследство от старшей сестры, но он ей не нравился. Айболит был в белом халате, очках и лысый, а у Барби сверкали золотые локоны, красивое платье струилось по тонкой талии...

    Нина долго терпела, но однажды все таки попросила бабушку купить Барби. "Ни в коем случае — разволновались родители на другом конце света, — если ей непременно нужна красивая кукла, купите ходячую Катю или Машу, но Барби — исключено!"

    У Кати было белое капроновое платье, твердые румяные щеки и толстые неуклюжие ножки, обутые в тупоносые тапочки. Ростом она была с Нину, а при ходьбе вертела головой и жеманно произносила "ма-муа-а".

    Когда озадаченная малышка попыталась пройтись с Катей, та не удержалась и упала на Нину с мерзким воплем. Нина обиделась и разревелась. Девочку успокоили, но при виде Кати она в испуге жалась к ближайшей стене и звала на помощь. Пришлось Катю подарить вологодским родственникам.

    А Нина тосковала днем и ночью. Во сне она видела улыбающуюся Барби, которая, поманив изящной рукой, исчезала то в волнах океана, то в звездном небе, а однажды улетела в в бездонный колодец. Ребенок заболел.

    Ее лихорадило днем и ночью, пропал аппетит. Домашний доктор, выслушав эту нелепую грустную историю болезни, рассердился, обвинил родных маленькой девочки в отсталости и порекомендовал не теряя времени купить самую шикарную Барби и не терзать несчастную больную внучку.

    Когда Нине дали в руки Барби, она решила, что это опять сон и с опаской стала ждать, когда исчезнет это прекрасное создание. "Вот, опять Барби пришла. Какая ты красивая, добрая. В новых туфельках. И не убегаешь? Я не буду просыпаться, раз ты не уходишь". Нина решила не просыпаться и покрепче зажмурилась. Но именно тогда кукла исчезла, а открыв глаза девочка снова ее увидела.

    "Да, золотко мое, она настоящая и твоя — улыбнулась бабушка — играй с ней, сколько хочешь, только вот запеканочку скушай". И Нина съела запеканку.

    Быстро превратившись из больного ребенка в здоровую веселую девчушку, Ниночка принялась любовно разглядывать свое сокровище. Кроме атласно-гипюрового платья у Барби были туфельки на высоких каблучках, шляпка с цветочком, сумочка через плечо и самое замечательное — кружевное белье, которое вместе с туфельками Нина поскорее стянула и ахнула: у ее обожаемой Барби, роскошной, гибкой, с безупречным маникюром, не было письки! То есть не было ни в каком, даже нарисованном виде. Для Нины это было неожиданностью. При таких красивых больших сиськах не иметь даже самую маленькую писечку — такое не укладывалось в головку маленькой девочки. От удивления она забыла об окружающих и даже не стала спрашивать об учиненном безобразии над Барби.

    Тем не менее кукла ей по прежнему улыбалась и кокетливо поджав ноги, намекала, что пора ее одеть-обуть и поиграть вдвоем. Так и сделали. К одетой красотке придраться было невозможно и Нина весело провела вечер перед сном.

    Барби во сне больше не приходила. Утром выздоровевшее дитя отправилось в садик с куклой и имело большой успех, так как у новенькой Барби было самое большое приданое в количестве двух чемоданов с нарядами, парикмахерские принадлежности и надувной унитазик с ковриком в виде сердечка.

    Нина окончательно успокоилась, когда обнаружила, что и у других Барби тоже нет письки. Так они зажили душа в душу, Ниночка, Барби и бабушка, которая тоже очень полюбила куклу. Когда Нина засыпала, бабушка брала Барби на руки, разглаживала складочки на платье, сгибала-разгибала длинные ноги, взбивала пышные волосы и примеряла разные лифчики к пластмассовому бюсту.

    Так прошла неделя, другая, месяц, и никто не заметил, как приблизился срок приезда родителей. Нине было все равно, с кем ходить в сад и кто ее будет одевать по утрам, кормили мама и бабушка одинаково вкусно и в зоопарк водили с одинаковой регулярностью, а папа вообще не выходил из кабинета, так что в жизни Нины с приездом родителей ничего не менялось. А бабушка вдруг приуныла. Она была приходящей и имела отдельную квартиру, где проживала постоянно и куда ей предстояло вернуться по приезде дочки с мужем.

    Так все и случилось. Мама с папой приехали, распаковали чемоданы, раздали подарки и каждый занялся своим делом. Бабушка приходила в гости раз в две недели и гуляла с Ниночкой, или ее вызывали внеурочно, если родители уходили в гости. В таких случаях Нину из садика забирала бабушка, сидела с ней, кормила ужином, укладывала спать, дожидаясь загулявших детей, ночевала и утром уходила. Нина немного повзрослела. Теперь у нее физические изъяны Барби вызывали не изумление, а скорее сожаление. Оставшись с куклой наедине девочка ласково гладила совершенную по форме грудь, уродливую промежность. А для сравнения Ниночка поглаживала иногда и себя . Она воображала, что скоро вырастет большой, у нее будут длинные волосы, красивые сиськи, как у Барби, и с гордостью почесывала свою маленькую писюльку.

    Все больше детское восхищение куклой уступало место искреннему сочувствию. И неизвестно, к чему бы это привело, если б не вульгарная простуда, настигшая Нину на улице и уложившая детку в постель. Срочно выписали бабушку в сиделки, напоили больную малиновым чаем и оставили выздоравливать. Все разбежались, кто — на работу, а бабушка — в магазин за молоком . И Нина осталась одна. Такое случалось редко.

    И вот она бродит по квартире, как впервые. Вот родительская спальня, пахнет духами и клубникой, все хорошо знакомое и привычное. А вот папин кабинет, здесь нет ничего особенного, кроме скелета в углу, который кусается за палец, а теперь стоит с сигаретой в зубах и черной повязкой на правом глазу. Дверь в большом шкафу с папками и тубусами приоткрыта и оттуда пахнет сладким вазелином ( у Нины был такой детский крем, ей мазали губки зимой и от этого они бывали липкими и жирными, но не трескались, как у многих). Нина открыла шкаф и повисла на дверной ручке: в шкафу стояла большая, как мама, Барби и ласково улыбалась, не мигая.

    Барби была голая. И красивая. Гораздо красивее, чем маленькая. "Вот здорово — подумала Нина , — папа наверно, мне ее привез из Америки, но для меня она пока большая и он решил спрятать, пока я вырасту. Папочка меня любит и хочет сделать приятное. Я буду хорошо питаться, слушаться маму и быстро вырасту. А когда вырасту, подарят эту большую куклу. Я буду притворяться, что ничего не знаю, чтоб было интересней ее мне дарить, а пока никого нет, я немного поиграю", — сообразила маленькая умница и полезла в шкаф к Барби.

    Каково же было ее изумление, когда кукла стала наклоняться и более того, прижимать Нину к пышной груди! Девочка в ответном порыве прильнула к доброй фее и скользнув рукой обнаружила к своей большой радости писечку! Почти как у мамы, красивую и волосатую! И с дырочкой, откуда все девочки писают!

    "Наконец-то у меня будет самая-самая лучшая Барби, только бы ее не унесли отсюда", — подумав, Нина чмокнула куклу, прикрыла дверь и побежала в свою комнату. С тех пор Ниночка изменилась. На ее лице все чаще блуждала загадочная, почти женская улыбка. "Растет дочь, взрослеет" — умилялась мама.

    А Нина заводила свой будильник-грибок под одеялом и каждую ночь, проснувшись в три часа, бегала в кабинет. Теперь она все время старалась заболеть и любым способом остаться в одиночестве. Но таких дней было совсем немного. Наконец родители уехали в командировку и Нина осталась с бабушкой. Вернувшись из сада Нина сосредоточенно занялась мозаикой, посмотрела мультики, поужинала и почистив зубы, лукаво предложила: "Бабуль, давай ложиться рано, а то я не высыпаюсь и неохота в садик вставать, а?" — Бабушка с радостью согласилась и уложила прилежную внучку. "Бабушка раньше засыпает, чем мама с папой" — подумала Нина и завела будильник на час ночи.

Как всегда, часы не подвели. В квартире было тихо. Привычно пробираясь в темноте, Нина тихонько вошла в кабинет... У шкафа, в обнимку с Барби, на полу, со скрученной на животе ночной рубашкой и будильником на шее, спала бабушка.

    Шнурок подвесного будильника стягивал горло и бабушка похрапывала. "Я не знала, что Баба Люся тоже хочет играть в куклы. Бедненькая, ей ведь никто куклу не подарит. Ну ладно, пусть играет, все равно, кукла — моя. И будить не буду, неудобно."

    Барби понимающе улыбнулась сообразительной девчушке.

    — Ну ладно, я пошла спать, а бабушке — ни слова, угу? — Нина послала Барби воздушный поцелуй и сладко зевнув, отправилась в туалет.