Эзра Паунд

ИЗ СБОРНИКОВ 1908 - 1912 гг.

Опубликовано в "ЛО" v 6, 1995. С. 53-56. (c) Преревод О. Седаковой. Все права защищены. (* - Переводы публикуются впервые.)

СЕСТИНА ИЗОЛЬДЕ*

Я не хочу откладывать хвалу
Всему, что хрупко: лучшей красоте;
Поскольку небо плакало весь день
И перепеленало сердце хмурью,
Не видящие нас я славлю звезды,
Я в марте славлю майские цветы.

Я славлю руки, тихие цветы,
Чья праздность - не помеха для хвалы;
Я похвалю озера глаз, где звезды
Сияют углубленной красотой;
Кто видел их, уже не видит хмури,
Гостящей в сердце каждый божий день.

Но что еще прославить в этот день?
Что дальше, руки, хрупкие цветы,
Хвала которым - снадобье от хмури?
Я ставлю пряди, облака хвалы,
За их рассыпанную красоту,
За то, что я сквозь них увидел звезды.

Сквозь облака их я увидел звезды,
Кочевье звезд в ночи, укравшей день.
Там, в облаках, цвела их красота
Так, что померкли для меня цветы.
Той ночи - всех ночей моих хвала
И сумерек моих с их бледной хмурью.

О, есть отрада в сумеречной хмури,
Пускай завесил дождь живые звезды,
Они улышат: я плету хвалу
Тому, чего не видел целый день;
От них ее послушают цветы,
Когда воскреснут в майской красоте.

Вы, души милые, вы, красоте
Не чуждые сердца! Досадной хмури
Не тронуть рук, сбирающих цветы,
И глаз, когда они глядят на звезды.
Вам все цветы мои - на всякий день,
На всякий день - созвездья для хвалы.

Но ты, Цветок мой, чьи глаза, как звезды,
В чьей памяти вся жизнь моя, как день,
В твоих руках почит моя хвала.

ПЛАЧ ПО МОЛОДОМУ АНГЛИЙСКОМУ КОРОЛЮ

То есть, по принцу Генриху Плантагенету, старшему брату Ричарда Львиное Сердце.
С провансальского, из Бертрана де Борна. "Si tout li dol elh plor elh marrimen".

Когда бы все рыданья, вопли, скорбь,
Всю боль, все зло, все черные злосчастья,
Прошедшие над нашим скорбным миром,
Сложить в одно - все это было б шуткой
Пред смертью молодого Короля.
Достоинство в руинах,
Юность в горе,
Тягчайшей тенью мир обременен.
Где утешенье? где предел печали?

Рыданья, вопли, тяготы и скорбь -
Теперь удел простых и благородных,
Жонглеров и льстецов, и трубадуров.
Смерть - Госпожа! ты многих поразила,
Ударив в молодого Короля,
Перед которым и щедрейший - скряга.
Увы! не знал и не узнает мир,
Чем исцелиться от такой печали.

О Смерть, умело строящая скорбь!
Теперь хвались: бывал ли лучший рыцарь
Тобой сражен? Все, чем гордился мир,
Все это мы увидели, любуясь
Делами молодого Короля.
Уж лучше бы судил Господь пожить
Ему, а не оравам негодяев,
Вводящих нас в напасти и печали.

Неверный мир! как через эту скорбь
Идет Любовь оплакивать Надежду!
Здесь нет того, что бы не стало прахом,
И каждым утром больше, чем вечор.
Гляди на молодого Короля,
Вот он лежит, достойнейший достойных!
Разрушена прекраснейшая плоть,
И потому мы стонем от печали.

Того, Кто соизволил нашу скорбь
Утешить воплощеньем от Марии,
Кто смерть вкусил для нашего спасенья,
Того умолим: Боже правосудный,
Помилуй молодого Короля!
Прости его, но истинным прощеньем,
Да внидет он в сообщество святое,
Где нет болезни, скорби и печали.

ПОРТРЕТ*
Из "La Mere Inconnue"/2/

Я свил бы облик из туманной славы.
С далеких гор преданья, из Прованса
Приходит эхо: чудный разнобой
Колоколов в конце вечерни, или
Ей посылают дальние моря
Дань трепетанья своего, немолчный
Свой рокот. Из собранья сновидений
Пошлю ли к ней мой глубочайший сон?

Нет! Я видал, как пурпурные тени
Следят за ней в почтенье неотступном,
Молчанье - набожный ее служитель -
Настороже, и посему страны,
Где царствует она, достигнуть может

Лишь лучший голос, славящий ее.

"ПРЕКРАСНАЯ ЕЛЕНА" РЭКЕМА*

"Что мне милее всего?"

Когда раскроется лиловый сумрак,
Наблюдать ее тихие руки, высокие плечи и печальное их очарованье.
И знать, что лицо ее там, в тени,
Там, где две звезды за облаком -
Нежным дымным облаком волос,
И думать: мой голос слышен ей не иначе,
Как шум какого-то глухого потока
Далеко, за краем леса,
Пока она вовсе про меня не забудет,
Ведая обо мне
Одно: счастье моего сновиденья.

ФРАНЧЕСКА*

Ты выходила из ночи
И были цветы в руках твоих.
Теперь ты придешь из толпы и шума,
Из болтовни о тебе.

Я, видевший тебя среди начальных вещей,
Как я злился, когда о тебе говорили
В заурядных местах.
Вдруг да холодные волны окатят мой ум
И мир унесется, как мертвый листок,
Или разлетится, как одуванчик по ветру,
Так что я снова найду тебя Одну.

ПЛАЧ*

Из белых мыслей, виденных им в Лесу.

Белый Мак, беременный виденьями,
О, Белый Мак, ты мудрее любви.
Пусть я голодаю по губам их -
Они прячутся, они мелькают
И пропадают и являются в тенях -
В этой роще пиний,
И белы они, Белый Мак,
Белы, как облака в лесах небесных
Прежде чем звезды выйдут на охоту.

О Белый Мак, ты мудрее любви.
Я пришел за миром, да, с охоты
Пришел я к тебе за миром.
Из новой печали пришел,
В какую эта охота меня завела.

Белый мак, беременный виденьями,
Пусть я голодаю по губам их -
Они прячутся, они мелькают
И пропадают и являются в тенях -
И белы они -
Но если б одна из них на меня взглянула со старым голодом в глазах,
Что я отвечу глазам ее?
Я ведь ушел за белым лесным народом.

Да! Долгая охота
И глубок мой голод, когда я вижу, как они прячутся,
И вспыхивают там, где стволы расступились.

Но о, есть печаль и печаль,
Когда любовь умирает в сердце.

QUIES/3/.

Еще одна старинная любовь.
Молча пройдем, мой Рулл: в земных делах
Что-то зияет, если нет ее.
Что-то зияет. Впрочем, на полях.

ТРИ ПОЭТА*

Кандидия переменила друга
И три поэта погрузились в мрак.
И первый написал элегию - "Хлориде",
"Хлориде чистой и холодной", его "единственной Хлориде".
Другой сонет сложил о переменчивости женщин,
А третий - эпиграмму на Кандидию.

АЛТАРЬ*

Мы возведем изысканную дружбу,
Огонь и осень, и зеленой розой,
Розой любви их битву доиграем;
Здесь место чуда, здесь земля священна.

И ПОЭТОМУ В НИНЕВИИ*

"Так! Я поэт и мое надгробье
Осыплют девушки розами
И мужи миртами, пока ночь
Не занесет над светом темный меч.

"Что же, этого ни я,
Ни ты не отменишь.
Уж очень древний это обычай.
И здесь, в Ниневии, сколько раз я глядел,
Как уходили певцы, как занимали места
В этих смутных домах, где никто не мешает
Их сну или песни.
И многие, многие пели
Искусней и одушевленней, чем я;
Многие и теперь превосходят
Волнообразную мою красоту своим ветром цветущим.
Но я поэт и мое надгробье
Каждый осыплет розами,
Пока ночь не занесет над светом
Свой синий меч.

"Не то что, Раана, песня моя выше
Или слаще звучит, чем чья-нибудь, но я
Здесь поэт: я пил жизнь,
Как мало кто пьет вино".

ОГОНЬ*

Игра не на женитьбы и супругов,
В Провансе знали;
Игра не на наделы, сделки, замки,
В Провансе знали.
Мы, помнящие то, что вам не снится,
Мы пьем свое бессмертье: мы "преходим".
Поверх барьеров ваших и межей,
В Провансе знали;
И в этом вся премудрость Уасина/6/:
Пройти сквозь невода часов и дней,
Где время иссыхает до зерна.
Мы Вечной Жизни - в этом свете странном -
Сквозь шепот наш коснемся, и любви.                        Годье-Бржешка. Портрет Эзры Паунда

О дым и тень темнеющего мира,
И вас, и все, что кроме вас, мы знали.

Игра не на женитьбы и супругов,
Игра не на наделы, сделки, замки,
И "дни и ночи", скучные года,
Потухшие глаза и седину;
Есть музыка сильней, есть чистый свет,
Где время вспыхнет из бессмертных углей.
Нас не изгнали с тысячи небес:
О, множество божеств бывало с нами!
Иное племя, дивные места,
Валы берилла, молы хризопраза.

Сапфир Бенакус/7/, в облаках твоих
Природа превосходит чин природы;
Кто, глядя в эту синь, не имет веры?

Зашторенный опал, бессмертный перл,
Ты, тайна темная с лучистым полом,
Во всех метаморфозах ты моя.

И если дух мой дрогнет, если вдруг
Я буду схвачен, связан чем угодно,
Там ты найдешь меня, о, злое ты,
Стучащее с тоской в мои ворота.
Нет, говорю, мой дух не здесь, он чуден.
Не требуй губ моих, Любовь, пусти:
То, что ты видишь, не из рода смертных.
Увидев тень мою без очертаний,
Увидев это зеркало мгновений,
Волшебное стекло пустых вещей,
Не называй их мной: я там, где ты
Ни зги не различишь; я ускользнул.

HOME

3Покой, отдых. (Лат.)

5Боже, очисти наши сердца! (Фр.) Очисти наши сердца! (Фр.)

6Французкая огласовка имени Оссиана.

7Палаццо на берегу Средиземного моря.