Смерть Гоголя взбудоражила всю Москву. И.С. Тургенев писал в письме С.Т. Аксакову: “Мне, право, кажется, что он умер потому, что решился, захотел умереть, что это самоубийство...”. В официальном документе о смерти коллежского асессора Гоголя было сказано: “От простуды”. Другие считали, что это - тиф. Врачи, лечившие или пытавшиеся лечить Гоголя, решительно терялись в догадках. Аксаков позже писал: “Вся мученическая художественная деятельность Гоголя - его существование, писание “Мертвых душ”, сожжение их и смерть - все это составляет огромное историческое событие”. “Это - тайна, - вторил ему И.С. Тургенев, - грозная тайна - и надо стараться ее разгадать”.
В “Истории моего знакомства с Гоголем” есть любопытное признание автора (Аксакова): “Во всем круге моих старых товарищей и друзей, во всем круге моих знакомых я не встречал ни одного человека, кому бы понравился Гоголь и кто бы ценил его вполне”. Аксаков имел здесь в виду своих петербургских знакомых и друзей, но по иронии судьбы эти строки с немалым основанием могли бы быть адресованы ко многим, в том числе - к самим Аксаковым. Аксаков склонен в своих воспоминаниях искать объяснения его “странностей” в “капризах” “скрытной” натуры писателя. “Это - святой человек”, - дважды запишет в своем дневнике старшая дочь С.Т. Аксакова.
О последних месяцах жизни Гоголя сохранился целый ряд достоверных сведений, в том числе и воспоминания лечащего врача Гоголя доктора Тарасенкова. Эти показания никак нельзя игнорировать при изучении последнего периода жизни писателя, трагически сложного и противоречивого. Тарасенков отмечает: “От времени до времени в нем обнаруживалась мрачная настроенность духа безо всякого явственного повода, но тем не менее Гоголь почти до последних дней не оставляет работы, очевидно, Гоголь был уже настолько измучен беспрестанной внутренней борьбой с самим собой, что достаточно было какого-либо внешнего повода, чтобы это повело к роковым последствиям”.

Темные стороны жизни писателя

Рецензируя второе издание “Мертвых душ”, В. Белинский с определенностью выражал тревогу за судьбу любимого писателя, отмечая при этом и некоторые недостатки, обнаруживающиеся в “мистико-лирических выходках” Гоголя, то есть в тех местах, где автор из поэта, художника силится “стать каким-то пророком”.
Сохранилось в высшей степени небезынтересное письмо П.А. Кулиша, украинского историка и этнографа, одного из лидеров буржуазно-помещичьего национализма на Украине, к В.Н. Шенроку - известному биографу Гоголя, в котором Кулиш (автор, кстати сказать, двухтомных записок о жизни Гоголя) многозначительно добавляет: “Такова была воля тогдашнего министра общественной нравственности - то есть С.Т. Аксакова - и П.А. Плетнева, считавших нежелательным сообщать публике о “темных (!) сторонах жизни Гоголя”. И не представляется уже столь странным тот факт, что знакомые Гоголя - Аксаковы, Шеверев, Погодин, А.О. Смирнова, А.И. Арнольди, Д.А. Оболенский, М.А. Максимович, которым автор читал отдельные главы второго тома “Мертвых душ”, не сочли своим долгом перед памятью писателя вспомнить содержание прослушанных глав. Но более же всего удивительно поведение ближайших “друзей” Гоголя - Шеверева и Погодина, которые не обмолвились на эту тему ни единым словом! После смерти сестры друга поэта Н.М. Языкова, в январе 1852 года, Гоголь оставляет творческую работу, посещения друзей тяготят его.

Послания отца Матвея

И еще один заслуживающий внимания факт. Гоголь, будучи за границей в 1847 году, имел неосторожность вступить в переписку с изувером и фанатиком попом Матвеем Константиновским. Послания отца Матвея возымели свое разрушительнейшее действие на Гоголя. “Но это было ничто в сравнении с живым словом. Испытанный оратор, Матвей тем более увлекался, чем очевиднее было впечатление на слушателя, и становился тем беспощаднее в своем обличении, чем беспощаднее оказывалась жертва”, - пишет друг писательской юности А.П. Чехова беллетрист И. Леонтьев, большой поклонник таланта Гоголя.
Приезд отца Матвея в Москву в конце января 1852 года имел для Гоголя самые роковые последствия. Одинокий, измученный внутренними противоречиями, подавленный творческой неудовлетворенностью в работе над вторым томом “Мертвых душ”, Гоголь оказался совершенно незащищенным от зловещего воздействия. Доктор Тарасенков рассказывал, что священник, “прямо и резко, не взвешивая личности и положения поучаемого, с беспощадною строгостью и резкостью проповедовал” Гоголю, “как ничто земное не должно нас прельщать... для чего нам нужны силы?..” Разговоры этого духовного лица так сильно потрясли его, что он однажды, не владея собою, прервал его речь и сказал ему: “Довольно, оставьте, не могу далее слушать, слишком страшно”. “Трудно, право, представить сцену более разительного контраста, - писал И. Щеглов. - Гоголь, великий Гоголь, беспощадный сатирик, гениальный провидец сердца человеческого - бледный, потрясенный, почти скованный от ужаса в своем кресле... и перед кем же? Перед невзрачным и полуневежественным, исступленным попом, пугающим его больное воображение... Окончание трагедии - известно”.
Известный гравер Иордан сообщал другу Гоголя, художнику А.А. Иванову: “Стечение народа в продолжение двух дней было невероятное... два дня не было проезда по Никитскому бульвару. Он лежал в сюртуке... с лавровым венком на голове, который при закрытии гроба был снят... Каждый жаждал обогатить себя сим памятником”.
…Писатель был похоронен на кладбище Свято-Данилова монастыря. На могиле установили памятник в виде отполированной трапеции, на которой были слова из пророка Иеремии: “Горьким словом своим посмеюся”, а рядом с трапецией стоял камень с крестом - голгофа.

“Завещаю тела моего не погребать”

После смерти Гоголя к его имени было запрещено привлекать внимание. Даже попытки родных завершить начатое самим автором печатание Собрания его сочинений встретило серьезное сопротивление литературной цензуры.
“В середине восьмидесятых годов, - вспоминает московский писатель Юрий Алехин, - мне, как старшему научному сотруднику Государственного литературного музея, поручили ответственное задание разбираться с захоронениями, пострадавшими от действий кладбищенских вандалов, перекрашивавших памятники, перебивавших надписи на надгробиях. И поскольку я занимался вопросами, связанными с захоронениями деятелей литературы, то решил заняться и разгадкой перезахоронения праха Николая Васильевича Гоголя.
Легенда о загадочной, мистической смерти Гоголя известна многим и давно. Еще сам писатель в своем завещании начертал: “Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не появятся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения: сердце и пульс переставали биться”. Так что первоначально повод возникновению легенды о загадочной смерти Гоголя дал именно сам Гоголь.
Мне удалось встретиться и побеседовать со многими людьми, жившими неподалеку от Свято-Данилова монастыря в то время и кто был свидетелем переноса праха Николая Гоголя 31 мая 1931 года на кладбище Новодевичьего монастыря.
В Литературном институте имени Горького, где я учился, семинар прозы вел Владимир Германович Лидин (Гомберг), присутствовавший при перезахоронении. Лидин был очень словоохотливым человеком. Он рассказал, что в один из майских дней ему позвонил директор кладбища - бывший комсомольский работник - и предложил присутствовать при переносе праха Гоголя. На сие действо собрались примерно тридцать человек, среди которых были Юрий Олеша, Михаил Светлов, Всеволод Иванов, Лидин... Сняли с могилы камень и голгофу. И принялись копать. Сверху оказался чей-то череп. Экспертиза установила, что этот череп принадлежал вовсе не великому писателю. Потом наткнулись на склеп из кирпича. Долго копали, но под памятником на оси, где и должен быть гроб, его не оказалось. Копали очень долго и лишь к исходу дня в боковом отводе склепа обнаружили погребение. Доски у гроба были подгнившие, его вытащили.
Присутствовавшая при этом супруга известного архитектора Барановского Мария Юрьевна горько плакала. И один из энкавэдэшников сказал своему коллеге: “Смотри, вдова-то как убивается!” Когда открыли гроб, то увидели - о ужас! - череп великого писателя повернут набок. И многие утвердились в небезосновательном опасении Николая Васильевича. А по Москве моментально разнесся слух, что Гоголь перевернулся в гробу.
Кроме поворота головы, чего-нибудь, указывавшего на то, что он перевернулся, не было. Скелет лежал на спине. Часть сюртука табачного цвета, в котором он был похоронен, сохранилась. И костяшки пальцев ног были “вдвинуты” в сапоги. У сапог дратва сгнила, и они, само собой, раскрылись, открыв конечности ступней. И вот после того, как вскрыли гроб, и произошла вакханалия по разграблению останков. Лидин сам говорил, что стянул себе хорошо сохранившийся кусок жилета табачного цвета с груди Гоголя.
“Я первое издание “Мертвых душ” окантовал в металл и вставил туда эту материю”, - говорил Владимир Германович. Тамара Владимировна Иванова, ныне покойная, рассказывала, что, когда ее муж, известный писатель Всеволод Иванов, пришел с этого захоронения, он страшно возмущался: “Как можно после всего случившегося считать писателей высокодуховными людьми?!” Из гроба стащили, кроме куска материи, ребро, берцовую кость и, по уверению Лидина, один сапог. Вполне вероятно, еще что-то”.

“Давай назад ребро!”

“Гроб перевезли на кладбище Новодевичьего монастыря, - вспоминает Юрий Алехин, - и захоронили в новой могиле. Перенесли туда также памятник-голгофу. Впоследствии на могиле установили столб, на котором возвышается памятник Гоголю скульптора Томского, а голгофу выбросили. Позже эту голгофу и часть гранитного камня нашла вдова Михаила Булгакова - Елена Сергеевна, которая установила их на могиле своего мужа, как преемника трагедий автора “Мертвых душ”.
Так вот, после того как перевезли гроб, начались вещи мистические. Проходит дня три, как рассказывал сам Лидин, звонит ему директор кладбища и говорит: “Владимир Германович, я что-то спать не могу. Ко мне третью ночь подряд Гоголь приходит и говорит: “Давай назад ребро!” Лидин немедленно позвонил другому похитителю, писателю, который стащил берцовую кость. Тот тоже в недоумении: “Она у меня была в кармане пальто. С вечера вытащить забыл, а утром хватился - а ее уже и нет, исчезла”.
И Лидин, эдак старчески улыбнувшись, рассказал: “Ну что же поделаешь, мы сговорились, собрали кое-что из того, что было взято, и под покровом ночи пробрались к могиле Гоголя на Новодевичьем кладбище, вырыли маленькую ямку и туда опустили”. И он, кстати, сказал, что если еще кто-нибудь додумается беспокоить прах Николая Васильевича, то сначала наткнется на кость и сапог...”

Рукопись не сгорела, а была украдена?!

Как известно, летом 1845 года, находясь в состоянии чрезвычайного душевного кризиса, Гоголь сжег рукопись второго тома “Мертвых душ”. Получившая широкое распространение официальная версия гласит, что Гоголь вторично сжег беловую законченную рукопись тома в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года. Но существуют и заслуживают внимания и другие, нередко противоречивые, версии: были сожжены другие документы или какие-то отдельные главы произведения, что уничтожение произошло непосредственно перед смертью, то есть 21 февраля. И, наконец, по мнению некоторых исследователей творчества Гоголя, рукопись второго тома “Мертвых душ” вообще не была сожжена, а присвоена людьми из окружения Гоголя. Все эти версии, естественно, требуют тщательнейшего расследования, анализа. И это, быть может, позволит нам приблизиться к пониманию последней тайны жизни Н.В. Гоголя.

на главную