"Ты веришь в жизнь после этой?"
От такого вопроса я вздрогнул. Поднял голову от раскрытого капота автомобиля.
Повернулся. Она стояла сзади. Эта девушка влезла в машину утром, минут
сорок назад с видом человека, который этой ночью спать не ложился. Может,
не ложился спать даже несколько ночей подряд. Она села в машину и тут же
заснула на заднем сиденье. Девушка не представилась, и я не знал, как ее
зовут. Я сам был пассажиром на переднем сиденье и не переспросил ее имени,
которое как обычно редко запоминал при первом представлении. Она была знакомой
водителя автомобиля Жени.
Тем временем я пожал плечами, не зная, что ответить. Опять наклонился
к мотору. Впрочем, я мало чего понимал в машинах, - мог определить поломку
только в случае если что-то очевидно взорвалось. Или отвалилось. Видимо,
она это угадала, потому что на ее лице появилась отражение внутренней улыбки.
Предыстория следующая: в начале солнечного, практически золотого октября
чтобы окончательно не сойти с ума мы выехали из Москвы в деревню. За несколько
дней до этого хозяин машины Женя за 50$ купил sticker или как это еще называется
ТО. Как и следовало ожидать, эта бумажка оказалась похожей на прощение
грехов, авлат, которые продавал Папа в средние века - дорогая, официальная,
но абсолютно бесполезная. Сломались мы, только выехав из Москвы. Кольцевая
дорога была совсем рядом, и я даже подумывал о том, что все бросить и вернуться.
В Москву, по которой начинаешь скучать, еще не уехав. Москва, где, хотя
я этого и не просил, но все же родился, Москва, где по, всей вероятности,
и умру, Москва, где чувствуешь, что ты не только жив, но и одновременно
как никогда близок к смерти, о, да, Viva la Muerte, Москва, где просыпаешься
каждый день с диким хрипом: "Что я здесь делаю?", Москва, Москва, что я
могу сказать, когда слов уже давно нет, Москва - я твой маленький прозаический
поэт...
Наше уединение прервал появившийся Женя. Он даже не появился, а прилетел.
Я Женю любил и люблю, в том числе и за это необоснованное веселое отношение
к жизни. За эту легкость. "Ой, проколоты обе шины сразу. Какое интересное
совпадение!" или "Вы пришли наше имущество описывать? Замечательно, я только
что чай заварил!" Когда человек себя хорошо чувствует, то окружающим тоже
хорошо. Женей шел механик. Дальше речь пошла про какие-то стершиеся на
ржавой коробочки щетки. Женя без сомнения умел общаться с сервис персоналом,
поэтому девушка предложила пойти за пивом. Добрели до палатки, которая
где бы ты в Москве ни очнулся, находится всегда в 2-х минутах ходьбы. Она
вынула из кармана мелочь таким жестом, что стало очевидно, что на данный
момент это все ее наличные деньги. Впереди до цели только в одну сторону
было еще, по меньшей мере, 500 км по российскому бездорожью. "Что об этом
думать?" - размышлял я, - "ее Женя пригласил, поэтому он пусть с ситуацией
и разбирается".
"Как тебя зовут?" - спросила она, и я тут же почувствовал себя легче,
- значит не только у него провалы в памяти.
"Алесей".
"Наташа".
"Ага, привет".
Она была худой со светлыми, короткими волосами. Самое запоминающееся
в ней были серо-голубые навыкате глаза похожие на фары старого Ситроена
- с такими мешками под ними, словно единственное что она делала, это пила
и употребляла все возможные наркотики одновременно. Но зачем всегда предполагать
о людях только плохое? Наташа была, совершенно очевидно, крайне здоровой,
почти арийской девушкой.
Попивая пиво и разговаривая непонятно о чем, мы лениво вернулись к
машине. Я поставил бутылку на крышу авто. Потом втроем мы сели на завалинку.
Грелись на солнце как коты. Рядом с завалинкой стояла палка с тщательно
вырезанным на ее конце лицом Люцифера. Я взял палку в руки. Сходство было
поразительным. Наконец авто Кулибин сообщил, что все готово, и мы можем
ехать дальше. Сели в машину и тронулись под звук падающей с крыши пивной
бутылки.
"Наша дорога на СЕВЕР!" (Хотя реально на северо-запад).
Начало путешествия было самым обещающим. Мы остановились рядом с озером,
где Петр строил флот. Озеро оказалось крайне мелким и маленьким. О чем
думал юный самодержец непонятно. Потом заехали в город, где у домов были
такие розовые стены однозначно нетрадиционной ориентации, что я автоматически
стал искать глазами радугоподобные флаги фронта голубого освобождения.
Я слышал о том, что толи под Москвой, толи в Америке есть городок, где
живут одни только лесбиянки. Но это был не тот город. На заваленной грязью
площади повстречали собаку с тремя хвостами. В обычном сельском магазине
от пола до потолка завешенном рекламными плакатами женских бюстгальтеров
купили сделанные в Пакистане батарейки для магнитофона. Осмотрели достопримечательности
в виде заваленной мусором площади и платной как общественной туалет христианской
часовни. Зачем-то купили 1 кг местного сыра. Сделали все необходимое. Казалось,
все предзнаменования удачного путешествия были налицо.
Дальше дорога вилась почти американским freeway'ем. Магнитофон плевался
элитарным rap'ом группы под названием 900 Ft Tall Jesus. В окно вылетал
тонизирующий дым легкой астраханской травы. Через несколько часов как-то
моментально потемнело, пошел дождь, и фиговым стало фактически все. Щеточки
на ржавой коробочке где-то под капотом опять отказали, вырубив всю электросистему
машины. Дворники не работали, и фары света не давали. Но Женю это не смутило.
Я предложил заночевать в машине, но он продолжал вести, не снижая скорости.
Сначала мы ехали при свете луны. Потом, когда луна перманентно ушла за
тучи, и дороги стало невидно, Женя пристроился за болтающимся в темноте
габаритами грузовика. Грузовик шел уверенные 90. Наташа спала. Женя веселился
как прежде. Я волновался. Иногда через открытое окно поливал из бутылки
воду на лобовое стекло. Как обычно в таких случаях начались какие-то вечные
объезды и колдобины. Дорога превратилась в ту самую, по которой в свое
время Радищев ехал толи в Питер, толи обратно в Москву, толи вообще непонятно
куда, скорее всего, как водится в этой стране, в ссылку. Несмотря ни на
то мы двигались маленькой, упорно и медленно перемещающейся для кого-то
смотрящего на нас из открытого космоса настырной точкой. По словам Жени,
перед поворотом на деревню находился большой пост ГАИ.
"Как будем ГАИ проезжать", - спросил я, - "включаем свет, или Летучими
Голландцами?" Дело в том, что непонятным образом машина после получаса
езды вырабатывала достаточно света для того, чтобы включить дворники и
фары ровно на 5 секунд.
"Включим", - излишне бодро заверил Женя.
Конечно, проезжая пост свет включить забыли. Я только запомнил удивленные
хари двух ментов, которые как в немом театре абсурда смотрели на эту наглость
в виде проползающей мимо них на 30 км скорости "восьмерки" в тотальном
затемнении. Так что получились Незапланированные Летучие Голландцы.
В общем, на следующее утро мы проснулись в деревне. Вылезли из продавленных
кроватей со стильными никелированными шариками на раме в царство свежего
воздуха, козьего и коровьего молока, черничного варенья, колодезной воды,
соленых грибов и т.п.
"Как можно жить в Москве?" - риторически спрашивала пребывающая на
ПМЖ в деревенской добровольной ссылке женина мама, переворачивая сырники.
В начале завтрака она успела пригласить меня жить в деревне. На что я только
уклончиво замычал, впился в сырник и подумал о том, как сюда провести enternet,
тарелку, стиральную машину и построить дороги. Наташа молчала и улыбалась,
словно опять читала, что там у меня в голове происходит.
"Нам надо кое-куда съездить", - объявил Женя, после того как все в
изнеможении отказались от 25-го сырника с вареньем из земляники. Как бы
зазывно каждая отдельная ягодка не плавала кровавым магокским рубином в
прозрачном сиропе.
С толкача завели машину, Наташе сказали, чтобы она помогла маме, выехали
в другую деревню. Разведка боем. Женя, понятное дело, не помнил названия
деревни, куда мы направлялись. Деревню узнали по эстетическому, абсолютно
перфектно круглому дереву с умопомрачительно красного цвета кроной, одиноко
стоящему в бирюзовом поле из страны Волшебника Изумрудного Города. Отдельные
штрихи японского пейзажа, разбросанные там и тут ориентиры изысканной гедонистической
альтернативы... Женя запаковался около дома на окраине села, из окна которого
смотрела на мир удивленная всем происходящим на этом свете кошка. Он открыл
калитку и прошел в сад. Стал изучать растительность, которая оказалась
весьма однообразной. Маки. Здесь я должен незамедлительно сделать следующее
заявление: чтобы никто ничего не подумал, могу всех заверить, что я очень
здоровый человек. Пожалуй, единственное исключение из правила в том, что
я все время нахожусь в поисках наркотиков и постоянно их принимаю. Так
вот. Маков получилось не очень много, если не сказать мало.
"А у вас еще сухих не осталось?" - спросил Женя у появившейся из дома
с кошкой беззубой бабушки.
"Милок, приезжал здесь недавно один, все у меня взял", - отвечала та.
Мы погрустнели.
"А у соседок?"
"Пойду спрошу", - сказала беззубая бабушка.
Мы оживились.
Следующая сцена - деревенская улица, на капот машины ставится мешок
сушеных бошек, Женя гуманитарно платит 40 рублей.
"Спасибо, милок, а то даже на хлеб денег нет", - поблагодарила бабушка
с зубами. Женя не думая дал 20 руб. другой бабушке которая без зубов. Просто
так. Правильно, бабушек надо поддерживать. Мы же настоящие тимуровцы. Что
еще остается делать, если государство не заботится о стариках? Я надеюсь,
что если доживу, мне тоже кто-нибудь подаст. По-христиански или по-буддистски
- неважно. Главное не просить. Об этом даже Булгаков писал.
Завелись с толкача, отъехали. Назад из одной деревни в другую. Дома
провели короткий практический семинар "умелые ручки" и опять уже в который
раз разорвали пополам синее русское небо....Теперь никаких уже депрессивных
мыслей типа:
Schade um die schonen Rosen...
После этого обеда как-то не получилось. Мы не голодные, немного офигевшие,
но энергичные.
"Второй обед для тех, кто ел, первый, для тех еще нет", - сказал Женя.
Мы опять выехали, на этот раз втроем. Тень машины как собака бежала за
нами в послеобеденном солнце по обочине. На этот раз ехали совсем недолго.
Остановились. Выкатились в поле. Тут же разошлись в разные стороны. Грибы
просто выглядывали из каждой кочки. Я начал есть, - сначала самые красивые,
откладывая часть в платочек Benetton, а потом ем уже все подряд. Benetton,
кстати, это та самая фирма, у которой реклама: Death Row и лицо приговоренного
к смерти человека. Мерзкая фирма на самом деле, абсолютно без стиля. Вдруг
упал в поле. Рядом орал магнитофон, который я с собой зачем-то прихватил.
А я лежал, смотрел в небо. Потом выключил магнитофон и слушал, как растет
трава. Как дождь идет в Таиланде. Чувствовал, как меня уносила волна под
названием:
DOPAMINE OVERDRIVE.
Попытался вспомнить сколько грибов я съел, но не вспомнил. Поэтому
встал и вернулся к машине. Нашел ее как в полусне. Окна были закрыты. Внутри
сидела Наташа. В ее несколько по-детски пухлых губах сигарета. Она щурилась
от дыма, и по-женски аккуратно раскладывала на платочке грибы. В две кучки.
Потом положила сигарету в пепельницу и начала методично грибы поедать до
тех пор, пока не уничтожила одну из кучек. Я на все это смотрел. Потом
когда она закончила, вежливо постучал в окно. Она опустила стекло:
"Так как же - веришь ты в жизнь после этой?" - спросила меня улыбаясь.
Мне вдруг почему-то показалось, что ее резцы слишком большие, какие-то
слишком длинные. Наверное, это солнце, или ветер, или не знаю что. Впрочем,
на данной стадии я уже ни за действительность, ни за ее восприятие ручаться
не мог.
И опять я ей ничего не ответил. Наташа вынула из-за пазухи красный
гербер и отдала мне. Я тут же заложил его за ухо.
И день продолжался. Солнце зависло в отметке где-то 3-х часов.
Непонятным образом в режиме быстрой перемотки мы оказались на реке.
Женя достал из багажника удочки. Принялись удить. Непонятно правда кто
кого насаживает на крючок - толи я червяка, толи он меня. Как ни странно
что-то ловилось, хотя потом мы всю рыбу отпустили. Я пытался разгадать
puzzel плавающих по воде листьев, мне казалось, что вот-вот я отгадаю загадку
человеческого творения, но, увы, хотя разгадка и была близка, она никак
не поддавалась расшифровке, поэтому начал листья фотографировать, чтобы
решить эту задачу когда-нибудь на досуге.
Потом мы бросили удочки и поехали смотреть мертвую деревню. По пути
мы остановились на поле, где что-то непонятное собирали с помощью трактора
в похожие на вьетнамские рисовые шапки кучки. Оказывается - лен. Работники
честно пожаловались, что денег нет. Тогда я стал развивать идею о том,
что раз производство нерентабельное, то все поля надо засадить... маком.
Сплошняком все Нечерноземье. Не дай себе засохнуть или что-то в этом роде.
Женя меня выдернул на стадии, когда я уже начал вкратце описывать пораженным
моим PR гением работницам систему распространения и сбыта продукта, после
чего быстрым шагом мы вернулись к машине. Поехали в покинутую людьми лет
двадцать назад деревню. Приехали куда-то, вывалились из машины и пошли
по опушке вдоль леса. В сам лес заглянуть было, несомненно, страшно - все
тут же начинало рябить и сверкать. И покрывалось мелкими паутинками трещин
почти как на старых картинах (помню, что мне сразу захотелось применить
этот прием в фотографии). Пытались собрать каких-то других, видимо, обычных
грибов, но не смогли решить, в чем их нести и поэтому оставили. Вышли к
деревне из 5 домов. Все они прекрасно хорошо сохранились: такие серые,
чистые, умытые дождем. Disneyland Смерти -
the happiest place on earth.
Потом мы разошлись в разные стороны. Я нашел огромный сарай и заглянул
внутрь. Там падающий между стропилами свет ровными почти раннехристианскими
столбами взвешенных пылинок рассекал пространство. На стене висели три
плаката: Карла Маркса, Ленина и Нины Хаген. Потом я увидел, что внутри
сарая стоит большой стеклянный бак с водой, в котором плавают толстые китайские
рыбки и во весь рост стоит Иисус в белом саване и в маске аквалангиста.
Зазвучало адажио Альбиони. Я протер глаза. Как настоящий ситуанисталист
я считал, в то, что когда ты перестанешь верить в какую-то конкретную реальность,
то она просто исчезнет. Я явно не верил тому, что я вижу. Однако Иисус
упорно не исчезал. Он улыбался и махал ручкой. Пускал пузыри. "Чертовы
христиане, опять достали!" - подумал. В ужасе бросился от сарая. Побежал
без дороги и упал носом в высокий клевер. Поднял голову и сначала увидел
огромный почти шотландский репейник. Потом вне фокуса - дом. Потом в фокусе.
Между домом и мной стояла девочка лет 10-ти отчаянно цыганского вида. Т.е.
русская, но замотана в какие-то флуорисентные тряпки. "Hi, darling", -
подумал с чисто оксфордским акцентом. На крыше дома сидел человек неопределенного
возраста. Он отодрал серую от дождя доску и бросил ее на землю. Потом спустился
вниз и подошел ко мне. Я все еще лежал как идиот.
"А что вы делаете?" - спросил.
"Доски собираю. И гвозди", - спокойно ответил.
"Ворует", - подумал, - "что же такое, даже с воровством лет на двадцать
опоздали!" Но вслух этого не произнес. Потом произошло что-то малопонятное.
Мужчина протянул одну руку, обнял девочку за шею, а другой запросто так
залез ей через всю многочисленную одежду прямо в трусы. Девочка медленно
повернулась к нему со сладострастной улыбкой медузы. Мужчина ухмыльнулся
- и, ужас, я не просто читаю все его мысли, я их нюхаю, я эти мысли знаю,
не раз сам такие мысли думал... Мужчина поцеловал ребенка. Инсеста и детского
пора я никогда не любил. А потом я увидел тени, которые пара отбрасывала.
Два скелета - большой и маленький. Это уже too much.
Поэтому я опять вскочил и побежал. Да, зверь отчаяния крепко в меня
вцепился... Зверь смотрит через мои расширенные зрачки, он дышит моими
легкими, он потеет через мои поры... Мое сердце холоднее жидкого азота,
оно холоднее, чем Смерть...
Когда я пришел в себя, то вместе с Женей и Наташей лежал в стоге сена.
Все опять нормально. Гербер все еще у меня за ухом. Мы встали и двинулись
назад к машине. По пути в чистом поле встретили скамеечку под навесом похожую
на автобусную остановку. Сели и отдохнуть. Подождали автобуса - непонятно
только куда. Я поднял глаза к небу. Солнце там же где оно и было раньше.
Такое ощущение, что время остановилось. Кажется, что день слегка затянулся.
Небесного автобуса все нет, расписания движения тоже нигде не видно,
поэтому мы встали и вернулись к машине. По пути домой Женя заехал в колхозный
трактора парк, где нам за 100 руб. ставят какую-то деталь толи от КАМАЗа,
толи от трактора Беларусь. Непонятно как с тарахтением и дребезжанием доехали
до нашего Домика в Деревне. Женина мама сообщила, что она растопила баню.
Мы гурьбой и как-то кубарем понеслись париться. Случайно в предбаннике
я увидел в зеркало свои глаза цвета флага умершего СССР. Потом мы сидели
в парилке. По ногам несло холодным воздухом, наверху было почти инфернально
жарко. Баня старая, щели в полу большие. Мы голые и дикие. Вместо мочалок
у нас в руках какой-то мох типа ягель - целые охапки. От запаха ягеля похожего
на gin или можжевельник у меня начала кружиться голова. Я не понимал, что
происходит - мне казалось, что должен начаться какой-то menages a trois.
Я этого не хотел, я романтически храню верность сам уже не помню кому,
так все это давно было. С другой стороны - не стыдно быть извращенным,
стыдно быть ничтожеством... Или потребителем. Или не хакером. Или просто
мудаком. Или голосовать за Яблоко. Запутался.
Потом Наташа спросила:
"Так ты веришь в жизнь после этой?"
Она улыбнулась, медленно наклонилась и поцеловала меня в шею.
И на этот раз я ничего не ответил, а взял ведро и молча вышел за водой.
Колодец на улице в 10 шагах от калитки на участок. У колодца сидел лохматый
деревенский парень с девушкой. Он был пьян и ругался матом, я совершенно
голый и с ведром. Он спросил меня о жизни в Москве, а потом преложил мне
поменять доллары - один к шести. Я не понимал, кто кому чего меняет и,
хотя сделка могла оказаться и выгодной, заявил, что денег у меня с собой
нет и вообще мне надо назад в баню. По пути вверх к калитке голая нога
поскользнулась в глине, и я упал.
Обычная русская ситуация: упал, проснулся... Пришел я в себя, правда,
без гипса. Лежа ничком в таком же голом состоянии. Солнце все еще или все
уже светило - непонятно. Встал, заглянул в баню. Никого и ничего нет, в
том числе моей одежды. Хотя мы раздевались в бане, это я помнил. Пошел
к дому, заглянул внутрь. Опять никого. Поискал одежду и вдруг увидел, что
она аккуратно сложена и лежит на кровати. Не моей, правда, а Наташиной.
Совершенно не вылетело из головы, что я ее туда положил. Развернул майку
и увидел красный гербер. Кое-как оделся и вышел на улицу. Вдруг услышал
скрип двери бани. Подошел ближе и заглянул внутрь. Там Женя и Наташа. Она
целует Женю, - точно как я вспоминаю и меня - в шею. Вдруг как молния мысль
- да я здесь только что был. По сюжету я, собственно говоря, только что
вышел из бани за водой. Я стоял недвижим, как пораженный громом какой-нибудь
бородатый библейский персонаж. Мне явно не хотелось встретиться с самим
собой. Состояние было такое словно приходишь в клуб и узнаешь, что вместо
того, чтобы стоять на guest list'е, твое имя написано в most wanted list
Interpol'а. Даже хуже, ощущение такое, что сложно передать. Я понял, что
попал в это время навечно. Теперь я всегда буду в этой деревне - толи Мышкино,
толи Пышкино. Будут постоянные грибы, маки, эти пьяные деревенские жители,
трагикомические персонажи, созданные моим собственным воображением, будет
нескончаемая золотая, просто болдинская осень и перманентная починка автомобиля.
Я здесь застрял в моем психоделическом раю, куда красный гербер был мне
неназойливым приглашением. Все остальные люди смогут жениться, завести
детей, поменять работу, или, в крайнем случае, попасть на курсы повышения
квалификации, уехать, наконец, из этой страны в другую, - они смогут другими
словами изменить свою жизнь. А для меня даже не настанет конец света, который
сумасшедший Теренс Маккена пророчит на 2012 год. И не только я, но и, кажется,
Женя застрял здесь тоже. Так что жизнь будет двигаться дальше, изменятся
мода одежды и стили музыки, а для нас уже не изменится ничего.
Я поднял руку к шее и потрогал место укуса.
Все это я пишу только потому, что я вижу тебя голой, я помню твою спину,
эту широкую (да, в животном мире самка должна быть больше самца, - вы никогда
не задумывались об этом?), спину, как на фото девушки-виолончели Мэй Рея,
только без этих нарисованных прорезей, я надеюсь, что непонятно как ты
услышишь меня. И ты меня выдернешь отсюда. Так что все написанное только
для тебя. И только для тебя.
Только тогда я понимаю значение ее вопроса.