Петушок или курица?
«Мыльница» или «каблук»?
Красная — ЛЕА.
Зелёная — МЕА.
«Чайка» чиркнула крылом по «Волге».
Редкая птица долетит до середины Днепра.
Центр.
Центр Слуха и Речи.
Московский областной комитет профсоюза
работников рыбного хозяйства
в Хрустальном переулке.
Редкая рыба доплывёт до середины Оки.
Как широка ваша река?
Наша река широка, как какао.
How many cans can a canner can?
Колобок-колобок, я тебя съем.
Голубок-голубок, куда полетим?

Татар-матар,
таджик-маджик,
шахер-махер,
Миклухо-Маклай...
А Гагра?
А магазин?
А керосин?
Ах, мой милый Августин...

Ночь.
Мышь.
Дочь.
«Эни-бэни-раба»
значит
«я тебя люблю»
значит
«квинтер-винтер-жаба»
значит

речь
идёт.
Речь идёт
(о ком? о чём?)
О нас с тобой,
о нём, о ней,
о тебе с ними,
идёт
(где?)
в Москве
(а именно?)
под круглым столом,
между
(кем? чем?)
Мерлином
и Талиессином.

        ***

И Карабас-Барабас,
и Карабах
в гробах-коробах,
и Алиса в городах,
и вонь в домах —
всё это так,
но где же он, Саррас?
Вас ист дас, Вэндерс?
Ах, какой контраст!
Какой хвост
у виноводочных
и особенно
у сберегательных касс,
какой свист
в карманах
и звон
в ушах...

Москва — пустота,
но не просто,
а «пустота-мама».
Тем и жива,
как Срединная Империя
и братство Круглого Стола:
Брусильянд без границ,
море без конца,
облака, облака, облака...
Вообщем,
всё бы ничего,
да вот говно...
Говна много,
и гестапо заодно
(думал,
наступил
в говно,
а попал
в гестапо).
Я говорю:
«Эни-бэни-раки-таки»
значит
«Уильямс* хороший писатель»
значит
«буль-буль-буль-караки-шмаки»
значит
речь
идёт.
Речь идёт
(когда?)
в 992-ом
(а точнее?)
в 537-ом
(с, без) отягчающих обстоятельств
идёт
(по причине)
а) неуместной посылки
этих стихов
в) переноса тел убитых
на остров Яблок.

  ***

Хренотень,
хреновина,
хренация,
или, как говорится,
хрен редьки не слаще.
Федеративная республика.
Дегенеративная проститутка.
Нет ни хрена,
но есть
метаномическая катахреза.
Вот и чудю (чужу),
бузю (бужу),
дудю (дужу),
шкодю (шкожу),
вяжа и рвя,
стрижа и шья,
пахня,
пухня,
ростя и ростя,
нахожу
в русском языку
самую
национальную
фразу:
«Как на тоненький ледок
выпал беленький снежок,
Ой, люли-люли...»

или как у Мандельштама:
«Шли нестройно люди, люди, люди...»
Институт благородных девиц.
Школа наёмных убийц.
«Интернациональная помощь»
не в Венгрии,
так в Абхазии,
не в Чехословакии,
так в Таджикистане...
Когда же они перестанут?
Или мало им?
Или, как обмолвился
экс-президент:
«Рано, рано
нам расставлять ещё
точки над «и» (i),
мы расставим
многоточия (i)»?
Я говорю:
«Эни-бэни-рэс»
значит
«Судный День»
значит
«квинтер-винтер-жэс»
значит
речь
идёт.
Речь идёт
(как что?)
как суд.
Все встают
(сидеть всю жэ
в глубокой жэ —
кому же это пэ?),
но не все понимают:
идёт
(чему в ответ?)
началу.
Тварь стенает,
ветер завывает.

— Эй!
— Ой!
— Меня слышно?
— Нет!

  ***

Крот кроток,
жук жуток,
а бабочка — она вообще что?
Крушение миров
и копошение микробов.
Но это не страшно,
и ты не бойся,
затеряйся
в маргиналиях
к Французской Книге,
написанных
по-английски,
по-русски,
по-нанайски,
тем более,
что её никто не видел
(но она есть:
ведь есть же Мэлори,
есть Уильямс,
есть мы в Москве,
ведь идёт же речь
и здесь,
и у тебя в Париже).
А когда
ты её дочитаешь,

окажется,
что Французская Книга
была написана
про нас,
но это — потом,
а пока...
а пока
апокалипсис,
и не спрашивай
«кто виноват»:
виноват Аминь,
ну, и ещё я,
всё остальное —
чечня и гамсахурдия
или, как сказали бы
у бывшего
пивного ларька:

— Гуд бай, раздолбай...
Ауфидер, пидар...
Нет, стой!
Ты «спасибо»
забыл сказать.
— Спасибо.
 

1992