Очень, очень давно хотел посмотреть "Провинциальные танцы" из Екатеринбурга. Наталья Широкова, одна из основательниц коллектива, пребывает последние несколько лет в Москве и я стараюсь следить за ее новыми постановками. Там все очень интересно. А вот как обстоят дела в уральском коллективе? Ажиотаж в Центре Мейерхольда на спектакль "Танцев" был как-то неприятно неожиданным. Возможно просто оттого, что и сам Центр всегда представлялся мне несимпатичным аппендиксом, рудиментарным придатком к огромному банковскому комплексу, в котором он расположен. "Папики" явно хотели "прикрыться" театральным залом, завуалировать строительство огромного дворца ворованных капиталов в центре Москвы этим маленьким камерным помещением под самой крышей. И вывеской с именем революционного театрального режиссера. Бедняга Мейерхольд явно вертится в своем гробу постоянно и уже понял, что именно за это будущее его и расстреляли в застенках НКВД. Он даже, я думаю, перестал обижаться на своих палачей: уверен, что они были ясновидящими. От этого местечка на Новослободской так воняет новорусской тухлятиной! В этом-то зале и представлялись "Провинциальные танцы". Уже до начала спектакля меня насторожил большой батут, растянутый в поле действия. Это был любимый всеми детьми, посещающими нынешние площадки аттракционов, круглый батут. Веселая "прыгалка", но при чем здесь театр, модерн данс? Ищем новые формы? Так и до песочных формочек недалеко, и до деревянных коняшек. Только я подумал об этом, как в поле моего зрения появились детские игрушечные "вертелки" из фольги, которые продаются в каждом детском парке аттракционов. Только вертелись они в руках у достаточно зрелого вида дам в откровенно блядских нарядах: разноцветные чулки с подвязками, туфли на огроменных "шпильках". "Танцы" начались. Спектакль назывался "Lazy Susan". Так называется круглый вращающийся стол в каких-то азиатских забегаловках. Вместе с конферансом Пепеляева на английском языке все это сразу создало атмосферу дешевого кабака провинции Юань. С претензией на шикарность, но местными средствами. Местечковость и попытки оригинальничанья художников, хореографа спектакля создавали странный сплав: ощущение скуки и какой-то неловкости не только за выступающих, но и за публику, припёршуюся в центр Москвы на невесть что. Такие чувства сейчас частенько возникают, когда случайно наткнешься в ТВ-ящике на отечественный сериал "из красивой жизни" или на театральную постановку провинциальных новаторов по А.Н. Островскому, где купец Дикой раздевается до трусов "в сердечках" из соседнего универмага. Неловко как-то. Не стыдно - а чего нам-то стыдиться, ведь на сцене не я, не ты? - а именно неловко. Неужели у нас, русских, исчезает не только актерская и режиссерская школа, некогда самая интересная и самобытная в мире, но и публика, некогда самая читающая и грамотная. Остается быдло и псевдоэстеты, которым чем гаже, тем слаще, чем тупее, тем вкуснее. Уже нет побед во Второй мировой войне, нет достижений советской космонавтики, нет своих куриных окорочков и своего хлеба. Ничего нет. И исчезает последнее - внутренняя культура российского интеллигента, равно образованного и разборчивого в столицах и в провинции. Исчезает культура библиотекаря, врача, учителя, инженера - основной читающей и понимающей аудитории русского театра. Остаются голые задницы, детские погремушки - для этого исчезающего класса разночинцев и модные китайские рестораны и те же самые голые задницы - для полуграмотных брынцаловых-жириновских и примкнувших к ним достаточно грамотных, но и достаточно развращенных объедками с их столов, швыдких. Так что кое-что нас все-таки объединяет…

Марчелло Попеску.