Александр Тарасов

«Цветочки» св. Терроризма Российского

Интервью газете «Известия», которое должно было появиться в номере от 8 августа 2001 г., но в последний момент пало жертвой идеологической цензуры

Сегодня в России прослеживается тенденция роста террористических актов и не менее заметная тенденция — нераскрываемости как самых громких актов устрашения, так и рангом пониже. О том, к чему это может привести — разговор с ведущим экспертом по политическому радикализму Центра новой социологии «Феникс» Александром ТАРАСОВЫМ.

— Как вы полагаете, кто стоит за терактом 8 августа 2000 года на Пушкинской площади столицы?

— Это должны установить следствие и открытый суд. Взрыв мог быть и актом политического терроризма, и результатом банальной бандитской «разборки». Замечу сразу, что не стал бы употреблять заранее слово «теракт». У нас вообще СМИ и власти необоснованно расширяют понимание терминов «терроризм» и «террористы», как это было совсем недавно при захвате автобуса в Ставропольском крае. Тот, кто захватил заложников и требует за них деньги, – не террорист, а бандит. Террористы выдвигают политические требования, мотивируют свои действия политически, берут на себя ответственность за теракты.

— Однако в России другая тенденция. После Буденновска и Кизляра никто не берет на себя ответственность за теракт и не заявляет не то чтобы политических, — любых требований.

— В тех случаях, когда речь идет о криминальных «разборках», только общественности неизвестны исполнители и заказчики. Сами криминальные структуры (а зачастую и правоохранительные органы) прекрасно знают, кто, кого и за что взорвал. Если же говорить о Северокавказском регионе, то все знают, что идет война в Чечне. Следовательно, неизбежно то, что принято назвать «актами возмездия». Это – диверсионная война, составляющая часть войны партизанской.

— По мнению бывшего министра МВД и руководителя Объединенной группировки войск в Чечне Анатолия Куликова, фаза диверсий в Чечне может продлиться от 5 до 10 лет.

— Длительность любой партизанской войны зависит не от того успешности действий правительственных войск, а от того, поддерживает или не поддерживает партизан местное население. Все упирается не в деньги и не в оружие, как у нас принято считать, все упирается в людей.

— Вы один из экспертов, кто считает, что внутренний терроризм будет нарастать. Почему?

— Потому что власти, опьяненные достижениями в сфере контроля за поведением населения и возможностями манипулирования сознанием, все больше и больше игнорируют мнения и интересы рядовых граждан. Это результат кризиса «управляемой демократии» и представительной демократии в России вообще. Сегодня избиратель не знает программ кандидатов и голосует не за программу и даже не за человека, а за тот образ, имидж, который разработан и навязан избирателю политтехнологами. Представительная демократия превратилась в фикцию, в шоу. Но за пределами этой игры остаются группы, которые не поддаются воздействиям политтехнологов – либо в силу интеллектуального развития, либо потому, что их непосредственные экономические интересы превозмогают любое пропагандистское воздействие. Поскольку власть игнорирует эти группы, они будут вынуждены прибегать к насилию, чтобы обратить внимание власти на свои интересы.

— Что это за группы?

— Например, «социальные низы». Криминально-олигархическая система управления, сформировавшаяся в стране, полностью отторгла от государства значительные группы населения. Об этих людях вспоминают только во время очередной предвыборной кампании. Итог: абсентеизм – уклонение от участия в выборах – постоянно растет. При этом возрастные категории, которые успешно встроились в новую систему хозяйствования и власти, потому что договорились или слились с криминалом, успешно перекрыли все пути молодым. Вслед за климентьевыми и дарькинами идет поколение, которому уже некуда встраиваться. Даже криминальному миру нужно все меньше людей: раньше требовалось 40 «быков», чтобы продемонстрировать силу, сегодня приедут один-два, скажут, что они от Кривого или Косого, которых все знают, – и обложат данью. Молодежь не нужна никому.

— А сфера обслуживания, ПТУ, торговля? Наконец, оживление экономики, о котором у нас говорят неустанно?

— В сервисе, торговле, криминальном мире места заняты. Для возрождения ПТУ нет ни кадров, ни средств. Оживление в экономике наблюдается лишь в военно-промышленном комплексе и смежных отраслях. В Перми, например, руководители военных заводов просят: «Дайте нам молодых квалифицированных рабочих!» А их неоткуда взять. Поэтому набирают неквалифицированных – пятерых вместо двух, и те круглое таскают, а квадратное катают. Выживает один. Четверо разобщены, но начинают объединяться.

— По признаку изгоев?

— По признаку общей судьбы. Первые акты социального насилия пока носят локальный характер. И примитивный: бедные отнимают у богатых. Если среди богатых много «инородцев», конфликт приобретает еще и национальную окраску. В Архангельске в 1998-м скинхедская организация — с флагом, клятвой, программой — нападала на «кавказцев». Нападения были вооруженными — чем не терроризм? Местные власти не находили этих террористов. Кончилось тем, что руководители кавказских общин сказали милицейскому начальству: «Если это не прекратится, мы своих сдержать больше не сможем, будут массовые беспорядки, вас всех поснимают». Преступников нашли за неделю. На суде, однако, все, кроме одного, отделались условными приговорами: суд «не доказал существования организации».

— Не потому ли так происходит, что большинство судов по раскрытым терактам бывают закрытыми?

— Это порождение ведомственных интересов и репрессивного сознания силовых структур. Простой пример. В 1997 году комсомолец Андрей Соколов на Ваганьковском кладбище подорвал ночью крошечную самодельную бомбочку на мемориальной плите династии Романовых, оставив рядом плакат: «Рабочим – зарплату!». Соколова на закрытом суде осудили как «террориста». В Верховном суде адвокат добился, чтобы апелляция слушалась в открытом заседании, поскольку в деле нет ни одной «секретной» запятой. Как только Верховный суд с ним согласился, прокурор тут же отказался от квалификации дела по статье «терроризм», поскольку все – и следствие, и судьи, и защита – прекрасно понимали, что терроризмом тут и не пахнет. Силовые структуры любой страны всегда испытывают соблазн записать всех инакомыслящих, всех противников режима в «террористы».

— Как в вашу конструкцию встраивается происходящее в Москве, которая как пылесос всасывает в себя колоссальные финансовые потоки и приезжую рабочую силу? Мегаполис гасит внутреннее насилие или его провоцирует?

— И то, и другое. Социальная напряженность в столице смягчена лучшими условиями жизни. Однако в Москве наличествуют огромные отряды рабочей силы, набранные по всей стране, живущие в столице нелегально, без документов, на положении рабов. Когда «рабы» перестанут мириться со своим положением, ситуация может взорваться.

— Но ведь это уже происходит — погромы на рынках Москвы — в Ясенево, на Тимирязевском...

— ...погром армянской школы в Москве. Даже в богатой столице существуют анклавы заброшенности и там стихийно формируются структуры, готовые бороться против своего ущемленного положения. Например, скинхеды. Я специально исследовал это явление и знаю, что скинхеды рекрутируются из таких семей, чей социальный статус резко упал за последние годы, — от инженера до мелкого рыночного торговца, которому некогда заниматься своими детьми. А поскольку несколько лет назад усилиями бывшего министра образования Тихонова и его заместителя Асмолова воспитание было изгнано из школы как «наследие коммунистического тоталитаризма», то «воспитывает» теперь детей улица и криминальный мир.

— То есть по вашим прогнозам, именно молодежь из социальных низов будет детонатором внутреннего насилия?

— Да, у нас на глазах закрываются последние каналы вертикальной социальной мобильности, то есть возможности для молодых подняться по социальной лестнице за счет своих талантов. Нас ждет новая реформа образования. Ее идеологи — Пинский, Адамский, Кузьминов из Высшей школы экономики — собираются насадить в стране качественное элитарное образование для детей богатых и власть имущих и некачественное «образование для всех остальных». Это точная копия дореволюционного закона о «кухаркиных детях», воспитавшего поколения революционеров.

— Какие меры могут снизить тенденцию роста насилия в обществе?

— Отказ от экстремистских монетаристских «неолиберальных» установок в экономике и переориентация на кейнсианскую модель «социального государства». Однако аппетиты богатых, их у нас около 5 процентов, никто и никак не собирается ограничивать. Социального насилия нет там, где считаются с интересами меньшинств и не допускают большого разброса в доходах разных групп населения. Если децильный коэффициент (разница в доходах между 10 процентами самых богатых и 10 процентами самых бедных) больше семи — это чревато социальным взрывом. Какая разница у нас в стране — неизвестно: нельзя подсчитать эту разницу, поскольку нет 10 процентов самых богатых, их только 5. Встречающиеся в литературе цифры поэтому некорректны и приукрашивают положение вещей. Но даже эти цифры – от 112 до 145 – чудовищны: такой разрыв известен только странам «третьего мира» с диктаторскими режимами или фиксировался накануне революций или гражданских войн.

Август 2001

Интервью брал Владимир ЕМЕЛЬЯНЕНКО