Подобно анархистам антисталинисты-“пролетаристы” активно взаимодействовали в тот период с общедемократическим движением. Союз Коммунистов в Перми вместе с “Мемориалом”, пермским отделением Клуба социальных инициатив (КСИ) и Экологическим комитетом создал клуб “Диалог”, а затем участвовал в создании Клуба избирателей и т.д. Но, в отличие от анархистов, Союз Коммунистов уже в 1989 г. пришел к выводу, что у рабочего движения есть собственные, отличные от общедемократического движения, интересы – и начал медленно, но верно дистанцироваться от общедемократического движения. Союз Коммунистов решил взаимодействовать с общедемократическим движением лишь в тех акциях, которые заведомо не были направлены против интересов рабочего движения, и сосредоточился на конкретной социальной работе (начиная с восстановления уволенных рабочих активистов и кончая участием в “табачных бунтах” на Урале в июле-августе 1990 г.) [30] .

Союз Коммунистов отличался от анархистов изначально более высоким уровнем теоретической подготовки, развитой способностью к абстрактному мышлению у лидеров и более четко выраженным классовым подходом. Уже в 1989 г. лидеры Союза Коммунистов пришли к выводу, что “КПСС является в настоящее время единственной организацией, которая реализует экономические связи по вертикали. В отсутствие массовых рабочих организаций устранение этой структуры не принесет ничего, кроме ее замены на подобную” [31] . Естественным следствием такого вывода была установка на опору на собственные силы, на размежевание с общедемократическим движением и – в потенции – на противостояние постсоветскому режиму.

В 1988 г. наступил период массового выплода анархистских организаций: в Иркутске был создан Социалистический клуб, в Ленинграде – Анархо-синдикалистская свободная ассоциация (АССА), в Харькове – анархистские группы “Шанс” и “Ноябрь”, и т.д. Одновременно “общинники” впервые открыто заявляют о себе как об анархистах и начинают именно по этому принципу искать контакты в других городах по каналах ФСОК. В начале 1988 г. “Община” предприняла первую попытку учреждения общесоюзного анархистского объединения – Всесоюзного общества любителей анархизма в неформальном движении (ВОЛАНД) и поехала с этой целью в Псков, где якобы существовала созданная известным псковским хиппи Валерием Никольским (“Юфо”) огромнейшая и мощнейшая анархистская организация. Поскольку таковая найдена не была, ВОЛАНД так и не учредили [32] . Но уже в августе 1988 г. подобное объединение было создано – “Альянс социалистов-федералистов” (АСФ; сам термин “социалисты-федералисты” использовался “общинниками” тогда, когда они опасались прямо говорить о себе как об анархистах). Структура АСФ была использована “Общиной” для внедрения анархистских взглядов в другие неформальные левые и левацкие группы, объединившиеся в АСФ (“Лесной народ”, ленинградская группа “Спасение”, куйбышевская “Перспектива”, рязанская “5 июня”; кроме того, в АСФ вошла подставная “общинная” группа “Альянс” – в реальности школьная секция “Общины”). Поскольку в АСФ в индивидуальном порядке вошли и представители других групп, состоявших во ФСОК (“Алый парус”, ЮКИ, “Бригада им. Че Гевары” и др.), “Община” смогла анархизировать значительную часть ФСОК и в будущем поглотить часть этих групп.

В том же году вышел из подполья Союз Коммунистов – и стал межгородской организацией (отделения в Перми, Чебоксарах, Орджоникидзе, Ликино-Дулево Московской обл. и Нытве Пермской обл.).

В 1989 г. наблюдался расцвет анархистского движения, возникли многочисленные мелкие группы, вскоре ассимилированные в Конфедерацию анархо-синдикалистов – КАС (в КАС в начале 1989 г. был преобразован Союз независимых социалистов, как с сентября 1988 г. именовала себя АСФ); появилось большое число анархистских изданий (“Воля”, “Черное знамя”, “Набат”, “Кенгуру”, “Частное лицо”, “КАС-КОР”, “Новый свет”, “Голос анархии” и многие др. – в то время как в конце 1987 г. существовал только журнал “Община”); были созданы (после I съезда КАС в мае 1989 г.) упорядоченные во всесоюзном масштабе структуры анархистского движения; зародилась мода на анархизм в молодежной среде (на уровне подростковой субкультуры).

Но все же в тот период анархистские группы отличались от других неформалов разве что почти поголовно молодежным составом (присутствие на I съезде КАС ветерана рабочего движения, активного участника Новочеркасских событий 1962 г., необольшевика Петра Сиуды вызвало у членов КАС такой восторг и уважение к себе, что на этом факте специально акцентировалось внимание в прессе КАС [33] ), повышенной ажитированностью и восприятием себя в героическом ореоле, выдающейся даже для неформалов теоретической безграмотностью и склонностью к частым переименованиям и звучным аббревиатурам. (Последние две тенденции закрепились в анархистском сообществе – см., например, бесконечные переименования петроградских анархистов; в области аббревиатур наследниками сокращений ВОЛАНД и АССА были МАКИ АДА, МРАК, СРАМ, ФАК, ЕЛДА и т.д.).

В 1990 г. стал очевиден рост численности леворадикалов, улучшилась их теоретическая подготовка, увеличилось число организаций, обогатился идеологический спектр. Во-первых, была создана леворадикальная “пролетаристская” организация – ОПОР, во-вторых, возникли многочисленные троцкистские группы – “Революционные пролетарские ячейки” (РПЯ), “Комитет за рабочую демократию и международный социализм” (КРДМС), “Комитет за советскую секцию IV Интернационала”, “Интернациональная коммунистическая лига (IV Интернациональная)”, в-третьих, чрезвычайно усложнилась картина анархистского мира – частью за счет расколов, но в основном за счет создания новых групп и массового притока новых членов в старые. В КАС, например, в Москве начался массовый наплыв новых членов после многотысячных митингов неформалов февраля-марта 1990 г., особенно – после митинга 4 марта. Прошел “Ленинский призыв в КАС”, когда в Ленинской аудитории МГПИ в один день в КАС приняли 30 новых членов. Позже лидеры КАС вспоминали этот период с нескрываемым ужасом, так как обнаружилось, что они понятия не имели, чем занять неофитов. В этот период численность КАС достигала 1200 человек, что является абсолютным рекордом для анархистских организаций в СССР/России. Впрочем, численность ОПОР к концу 1990 г. поднялась до 2500 человек, но надо отметить, что в ОПОР иногда рабочие вступали целыми цехами.

Но одновременно внутри наиболее процветающей ветви леворадикалов – в анархистском движении – с 1989 г. начали подспудно нарастать кризисные явления.

Это было неизбежно, поскольку в рядах КАС, объединившей почти всех анархистов на территории СССР, оказались помимо анархо-синдикалистов анархо-коммунисты, анархо-демократы, анархо-индивидуалисты, анархо-пацифисты, а также большое число лиц, имевших вообще самые дикие и экзотические представления о теории и практике анархизма (чего стоит один Николай Озимов, анархо-мистик, язычник и колдун из Черкасс, отсидевший за организацию банды, побывавший в психбольнице за убийство родного брата и зарабатывающий на жизнь лечением женщин от всех болезней платными сеансами секса на кладбище или на перекрестке трех дорог в полночь! [34] ).

Украинские анархисты (из Днепропетровска и Запорожья) резко критиковали линию руководства КАС (т.е. Московской организации КАС во главе с Андреем Исаевым и Александром Шубиным) уже в октябре 1989 г. Если вникнуть в суть конфликта, обнаруживается, что украинцы и москвичи принадлежали к совершенно разным течениям анархизма: москвичи были прудонистами, а украинцы – анархо-коммунистами.

В 1990 г. идеологические противоречия внутри КАС достигли предела. С одной стороны, лидеры КАС (МО КАС, поддержанное И. Подшиваловым) настойчиво пытались провести линию на превращение КАС в чисто анархо-синдикалистскую организацию (при этом А. Исаев, например, вовсе не имел в виду исключение из КАС всех несиндикалистов, а, напротив, “капитуляцию” всех “неправильных” анархистов и переход их на платформу анархо-синдикализма). С другой стороны, несиндикалистские группы и члены, входившие в КАС, стали активно сопротивляться “синдикалистскому диктату”. В результате КАС потрясла серия скандалов и расколов. Весной 1990 г. из КАС вышли Анархо-коммунистический революционный союз (АКРС) и АССА (значительная часть членов АССА, вышедшая из КАС, к III съезду КАС (3–4 ноября 1990 г.) вернулась в КАС, но уже 7–8 ноября 1990 г. последовал окончательный разрыв между АССА и КАС). Показательно, что крайне правая часть анархистов – входившие в АССА анархо-демократы (последовательные сторонники неолиберализма, распространявшие этот неолиберализм, в отличие от Р. Рейгана и М. Тэтчер, из области экономики в область политики – то есть до полного отрицания государства), объединившиеся в Анархо-демократическую секцию (АДС, позднее – Анархо-демократический союз), вышли в апреле 1990 г. из АССА и остались в КАС. В том же году возникли анархистские организации, принципиально не входившие в КАС, – Московский Союз Анархистов (МСА), Анархо-радикальное объединение молодежи (АРОМ), Альянс Казанских Анархистов (АКА) и др. В июле 1990 г. эти группы и многие другие объединились в довольно аморфную всесоюзную организацию – Ассоциацию движений анархистов (АДА), единственной целью которой было противостояние КАС в анархистском мире.

В тот период происходящее еще не осознавалось анархистами как кризис, поскольку расколы и острая полемика между анархистами сопровождалась ростом рядов и ростом числа анархистских организаций.

Среди других причин кризиса 1990 г. отметим рост теоретической грамотности анархистов. В результате настойчивых требований лидеров КАС А. Исаева и А. Шубина анархистская масса стала (хотя и нехотя) изучать классиков. Журнал “Община” и лекции А. Исаева перестали быть единственным источником знаний по теории анархизма. Быстро выяснилось, что существуют резкие противоречия между “анархизмом по Исаеву” и аутентичными взглядами М. А. Бакунина, П.А. Кропоткина и других анархистских классиков. Особенно жесткая полемика развернулась по такому основополагающему вопросу, как рыночные отношения, поскольку выяснилось, что Бакунин был, конечно, антирыночником. А. Исаеву не удалось внятно объяснить оппонентам, почему он исказил взгляды Бакунина на рыночные отношения, а смелости признаться в том, что он подменил Бакунина Прудоном (Прудона остальные анархисты в подавляющем большинстве не читали) у Исаева не нашлось. В результате московское руководство КАС подорвало свой авторитет теоретиков, до того момента почти незыблемый.

Одновременно возникло напряжение между “центром” и “регионами”. На I съезде КАС были приняты только Организационный договор и первая часть Программного документа КАС (объемом в 1/7 общего текста документа), другие 6/7 текста приняты не были, но были включены МО КАС в текст принятого на съезде Программного документа и в таком виде воспроизводились и распространялись. Это вызвало протесты в провинции, подозрения и обвинения в адрес МО КАС и ее лидеров – и быстро отравило первоначально доверительную атмосферу в организации.

Другой причиной кризиса КАС стало недовольство значительной части анархистов ориентацией руководства на блок с общедемократической (буржуазно-либеральной) оппозицией, что фактически превращало анархистское движение в “охвостье” буржуазных демократов. С точки зрения чистоты анархистской теории, а также собственных интересов, потребностей и задач анархистского движения, это недовольство было оправданным. Однако недовольные “оппортунизмом внутри КАС” рядовые анархисты не осознавали того, что, во-первых, идеи анархизма вовсе не были так популярны в “широких слоях трудящихся”, как они это себе представляли, во-вторых, что состав анархо-движения (преобладание в нем индивидуумов, принадлежащих к богемному социокультурному типу – и потому неспособных к длительной рутинной целенаправленной работе) не позволял ему выступить в качестве равноправной альтернативной общедемократическому движению силы, и, в-третьих, что и сами они не могут предложить “массам” никакой программы, более привлекательной, чем “оппортунизм” вождей КАС. Однако сама критика официальной доктрины КАС была одной из причин радикализации анархистского мира.

Под влиянием критики “слева” руководство КАС было вынуждено на III съезде КАС дистанцироваться от буржуазных либералов и заявить о “категорическом неприятии” позиции руководства “Демократической России” и “национально-авторитарных организаций”, но на окончательный разрыв с общедемократическим движением не пошло [35] . Лишь на IV съезде КАС (май 1991 г.) А. Исаев объявил об окончательном отделении КАС от общедемократического движения и назвал “Демократическую Россию” в числе противников КАС. Но было уже поздно. Большинство недовольных покинуло КАС и вошло в АДА. Деятельность и КАС, и АДА в значительной степени сосредоточилась на взаимной полемике и противоборстве, что само по себе было явным свидетельством кризиса в анархо-движении.

В том же русле лежала и полемика вокруг выборов. Традиционно анархистские концепции отрицают буржуазную представительную демократию и “парламентские игры”. Однако МО КАС попыталась провести своего кандидата (А. Исаева) в “парламент” (на Съезд народных депутатов). После того, как депутат от КАС не был зарегистрирован, КАС – в строгом соответствии с анархистской доктриной – призвал население к отказу от участия в выборах как в “беспринципном государственном фарсе” [36] . Наученные горьким опытом, лидеры КАС призвали в ноябре 1989 г. независимые общественные организации и избирателей игнорировать выборы в Верховный Совет РСФСР и сосредоточиться на выборах в местные органы власти [37] . В результате КАС провела депутатов в местные Советы в Новокуйбышевске, Томске-7 (Северске), Хабаровске и Харькове (в Харькове Игорь Рассоха даже стал депутатом облсовета). А. Исаев выборы в Москве проиграл. Подобная линия КАС была подвергнута жесткой критике “снизу” и “слева” как “вхождение в государственные структуры власти”, “предательство принципов анархизма”, “вождизм”, “оппортунизм”, “беспринципность” и пр. Полемику инициировал Д. Жвания [38] – и дело сразу дошло, например, в Ленинграде, до ультиматума со стороны Анархо-коммунистического революционного союза (АКРС) в адрес лидера АССА Петра Рауша, намеревавшегося выставить свою кандидатуру на выборах в Ленсовет [39] . Будущее показало, что анархисты от участия в местных органах власти ничего не выиграли, большинство прошедших в депутаты членов КАС оказались вскоре для анархистского движения потеряны.

В 1990 г. наметилось откровенное противостояние внутри МО КАС между “стариками” и “молодыми”. “Молодые” (некоторые из них, впрочем, были моложе “стариков” лишь на 2–3 года) – выходцы из “Альянса” и находившегося под влиянием КАС Союза учащейся молодежи (СУМ) – создали т.н. Беспартийную школу, которая стала центром левой оппозиции “обюрократившимся” вождям КАС. Конфликт вылился в исключение из КАС в феврале 1991 г. ведущих активистов Беспартшколы Максима Кучинского и Евгении Бузикошвили – с последующим выходом из КАС в знак солидарности с ними Дмитрия Костенко. Д. Костенко и Е. Бузикошвили уже весной 1991 г. оказались в числе основателей анархо-коммунистической группы Инициатива революционных анархистов (ИРЕАН), а М. Кучинский – в числе основателей Анархического молодежного фронта (АМФ). По общему мнению ветеранов КАС, история с исключением из КАС Е. Бузикошвили и М. Кучинского произвела на членов КАС тяжелое моральное впечатление.

С конца 1990 г. анархистское движение вошло в полосу кризиса, преодолеть который так и не удастся. Наиболее тяжелый кризис поразил КАС. Уже осенью 1990 г. перестает регулярно выходить журнал КАС “Община” (героические попытки Влада Тупикина возродить “Общину” то как орган КАС, то как просто “анархо-синдикалистский журнал” успехом не увенчались). В конце 1990 и в 1991 г. из КАС наблюдалось все более массовое бегство членов – зеркальная копия притока членов в КАС в конце 1989 – начале 1990 г.

Разочарование в традиционных вариантах леворадикальной идеологии (в анархизме) и в практике анархистского движения активизировало – не без помощи эмиссаров с Запада – троцкизм в России. Можно сказать, что возникновение троцкистских групп отчасти связано с закатом анархизма. Наиболее яркий пример такого рода – раскол АКРС Петрограда и превращения большинства членов АКРС в троцкистскую группу “Революционные пролетарские ячейки” (лидер – Д. Жвания).

В этом же ряду лежит возникновение весной 1991 г. Комитета культурной революции (ККР), предтечи первой организации “новых левых” в постсоветской России – Фиолетового Интернационала. Члены ККР считали себя анархистами, но на самом деле были типичными представителями “нового левого” движения, чьи взгляды сформировались в основном под воздействием теоретиков “новых левых” – Г. Маркузе, Э. Фромма, В. Райха, Ч. Рейха – и лишь отчасти под влиянием неоанархизма Д. Кон-Бендита.

В содержание