Александр Тарасов

 

НЕЛЬЗЯ ПОБЕДИТЬ ТЕРРОРИЗМ,

НЕ ЛИКВИДИРОВАВ ПОРОЖДАЮЩИЕ ЕГО ПРИЧИНЫ

 

В XX веке терроризм был головной болью многих стран мира. С распадом СССР он стал головной болью России.

Из чужого – достаточно обширного – опыта известно, что в обычных условиях проблему терроризма силовыми методами решить невозможно. Политический терроризм – это ведь не нашествие диких зверей и не приступ массового помешательства. Это вариант гражданской войны (диффузированная война малой интенсивности), следовательно, в основе этого явления лежат объективные причины – социальные, экономические, политические.

Поэтому силой терроризм удавалось подавить только в двух случаях. Во-первых, если за борьбу с вооруженным подпольем брался фашистский, диктаторский режим, готовый на массовые репрессии и тотальное подавление оппозиции (Гитлер в Германии, Муссолини в Италии, Стресснер в Парагвае, Дювалье на Гаити). Но даже и в этом случае не было гарантий, что, разгромив одних террористов, режим не сталкивался со временем с другими. Гитлер оказался не застрахован от покушения Штауффенберга, Муссолини получил в середине 40-х партизанское движение на севере Италии, по несколько раз – после разгрома предыдущего вооруженного подполья – появлялись левые террористы и партизаны в Парагвае и на Гаити. Наконец, нелишне отметить, что все эти режимы были повержены, а их противники, числившиеся террористами, стали считаться национальными героями.

Во-вторых, подавить терроризм силой можно, если террористические организации оказываются микроскопическими и маломощными. Скажем, державшая в напряжении в течение нескольких лет всю Бельгию группа «Борющиеся коммунистические ячейки» состояла всего лишь из четырех человек!

Во всех остальных случаях, если терроризм сходил на нет, то потому, что либо разваливались (в результате внутренних процессов) сами террористические движения, либо они, наоборот, побеждали правительство (и впоследствии уже никто не называл их «террористическими», а называл «партизанскими», «повстанческими», «освободительными» и т.п.), либо властям удавалось договориться с террористами, либо исчезали причины, порождавшие террористические движения.

Например, Италия после II Мировой войны трижды сталкивалась с террористическими кампаниями: с волной террора тирольских сепаратистов, с неофашистским террором и с левацким террором. Тирольские террористы прекратили свою деятельность после того, как их руководство, находившееся в ФРГ, достигло – при посредничестве западногерманских властей – компромисса с итальянским правительством (в результате этого компромисса все территории с германоговорящим населением оказались в составе области Трентино-Альто-Адидже, где тирольский капитал занял преобладающие позиции). Неофашистский террор, организованный в Италии итальянскими же спецслужбами, по указанию тех же самых спецслужб и был прекращен. Левацкий террор сошел на нет из-за того, что христианские демократы утратили монополию на власть. Итальянское правительство, правда, любит рассказывать, что итальянские правоохранительные органы «победили» «Красные бригады», «Прима линеа» и другие организации левого вооруженного подполья, но все это – чистой воды пропаганда. В Италии было арестовано суммарно свыше 6 тыс. человек, обвиненных в принадлежности к левому вооруженному подполью и полуподполью (в полуподполье, например, действовала организация «Рабочая автономия»), в то время как только в «Красные бригады» входило, по данным итальянских спецслужб, не менее 25 тыс. человек (не все из них стреляли, для успешного функционирования каждого боевика требовалось минимум 20 человек, которые обеспечивали явки, оружие, транспорт, документы, финансирование и т.п.). Подавляющее большинство этих людей до сих пор не известно итальянским правоохранительным органам – и многие подозревают, что эти люди сегодня в Италии занимают важные посты, вплоть до министерских (во всяком случае, именно с такими обвинениями выступала в августе 1999 года в Италии правая пресса – после того, как за известной итальянской террористкой Сильвией Баральдини, освобожденной из тюрьмы в США, был прислан правительственный самолет, а в аэропорту в Риме ей была устроена торжественная встреча и лично министр юстиции Оливеро Дилиберто привез в аэропорт на своем автомобиле мать С. Баральдини). Говоря иначе, левое террористическое подполье в Италии прекратило вооруженную борьбу, так как оказалось вовлечено в легальный политический процесс, позволявший на равных участвовать в соревновании за власть. Во времена ХДП это было невозможно, так как монополия ХДП на власть поддерживалась союзом христианских демократов и мафии. Потребовалось публичное разоблачение этого союза, суды над высокопоставленными коррупционерами, знаменитая операция «Чистые руки», чтобы в Италии изменились правила политической игры.

А вот в Таиланде власти, устав от того, что у них на улицах городов постоянно рвутся бомбы и ручные гранаты, попросту объявили амнистию левым повстанцам, предложив амнистированным в обмен на сдачу оружия предоставление крупной денежной ссуды и наделение земельным участком. После этого герилья в Таиланде практически сошла на нет (городская – полностью, сельская – почти полностью).

В России сегодня мы имеем дело даже не с терроризмом (вопреки тому, в чем нас пытаются уверить власти), а с диверсионной войной, начавшейся одновременно с войной в Дагестане. К диверсиям – в больших или меньших масштабах – всегда прибегали все воюющие стороны. Эту проблему тоже не решить чисто силовыми методами. До той поры, пока у диверсантов будет тыловая база, своя территория (в нашем случае – горные районы Чечни), гарантировать прекращение диверсий невозможно. К тому же до тех пор, пока диверсанты не арестованы, не осуждены и на открытом суде публично и гласно не доказана их прямая связь с чеченскими религиозными радикалами, нет никаких гарантий, что взрывы домов в Москве производились по указанию из Чечни, а не, скажем, из Кремля – чтобы сорвать выборы, чтобы нанести удар по репутации московского мэра, чтобы сплотить нацию вокруг Путина (что обеспечило Семье сохранение власти).

Если же мы имеем дело с чеченскими диверсантами, то тут полезно изучить опыт Израиля. Израильское правительство десятилетиями называло террористическими диверсионные акты палестинских партизан, именовало ООП «террористической организацией» и пыталось решить проблему военным путем. Но до пой поры, пока у палестинцев оставалась тыловая база – то есть, по сути, весь арабский мир, – Израилю не удавалось остановить партизанскую войну (в ходе которой израильтяне потеряли в 3 раза больше людей, чем во всех обычных войнах, которые Израиль вел за все время своего существования). Проблема была решена путем заключения соглашения с ООП и создания палестинской автономии.

Сегодня израильским спецслужбам противостоят две разнородные силы, которые квалифицируются израильским правительством как «террористические» и с которыми Израиль борется традиционным – то есть силовым – способом. Это, во-первых, исламские фундаменталисты (в первую очередь из «Исламского движения сопротивления», «Хамас»), а во-вторых, боевики ливанских шиитских движений «Хезболла» («Хизб’Аллах») и «Амаль». Борьба с «Хамас» и другими исламскими фундаменталистами ведется в Израиле более или менее успешно, поскольку 20 лет назад (при правом правительстве Менахема Бегина) израильские спецслужбы сами же этих исламских фундаменталистов пестовали и насаждали – в надежде, что те вырежут левое палестинское подполье. В общем, так и случилось, но, «разобравшись» с левыми ооповцами, фундаменталисты затем взялись за евреев. Однако еще со времен М. Бегина израильские спецслужбы обладают блестящей картотекой на фундаменталистов, а само фундаменталистское подполье буквально нашпиговано агентурой «Шабак» (израильской контрразведки, более известной как «Шинбет»).

А вот шииты ведут против Израиля диверсионную войну. И решить эту проблему авианалетами на шиитские лагеря и вторжениями на ливанскую территорию Израилю никогда не удастся. Предыдущие войсковые операции в Ливане привели лишь к ослаблению лояльного к Сирии шиитского движения «Амаль» и к усилению куда более экстремистской проиранской «Хезболлы». Ливанские шииты добиваются полной эвакуации Израиля из Южного Ливана (после выводы израильских войск из «зоны безопасности» израильская армия сохранила за собой часть ливанской территории) и своего возвращения на южно-ливанские территории, и прекратить четвертьвековую диверсионную войну шиитов можно, видимо, лишь вернув им весь Южный Ливан – в обмен на гарантии безопасности территории Израиля.

Едва ли и Россия решит проблему терроризма войсковыми операциями в Чечне. Причина сегодняшнего чеченского (если он чеченский) терроризма – в предыдущей политике Кремля. Это правительство Ельцина в период борьбы за власть с Горбачевым спровоцировало появление в Чечне правительства Дудаева, который на своей территории лишь делал все то же самое, что Ельцин в России (разогнал парламент, провел референдум в свою поддержку, принял новую конституцию и вообще, откликаясь на призыв Ельцина, «взял столько автономии, сколько смог переварить»). Это правительство Ельцина в 1994–1996 годах разбомбило в Чечне все, что можно было разбомбить и, проиграв Чеченскую войну, оставило в разоренной Чечне огромную армию мужчин, которые уже ничего не умеют, кроме как стрелять и взрывать, и которые – и это главное – ничего другого делать и не могут, даже если бы захотели, поскольку экономика Чечни тотально разрушена. Естественно, эти люди будут искать источники финансирования, чтобы выжить и не умереть с голоду. Сегодня они нашли такой источник: деньги исламских радикалов. Не было бы этого – нашли бы другой (в частности, ранее чеченцы решали свои финансовые проблемы с помощью кражи нефти и похищения заложников).

Вторая Чеченская война показала, насколько низок профессиональный и даже просто умственный уровень кремлевских советников. Похоже, в Кремле настроены вновь (как при царе) завоевать Чечню, не понимая, что для этого потребуется уничтожить чуть ли не всех мужчин-чеченцев поголовно. Едва ли это приемлемо по моральным соображениям и осуществимо технически. А главное – это не гарантирует прекращение террористических актов. У убитых наверняка останутся отцы, братья и сыновья, которые будут мстить.

Дело вообще не в статусе Чечни. Дело в том, что разрушенная, разбомбленная и голодная Чечня, каким бы статусом она формально ни обладала, будет представлять собой угрозу для России.

И, напротив, для того, чтобы Чечня перестала быть такой угрозой, нужно, чтобы в Чечне работали заводы, фабрики, школы, больницы, институты, магазины, транспорт и т.п. И чтобы  население республики работало на этих предприятиях, в учреждениях, на транспорте – и зарабатывало таким образом на жизнь. Нужна, то есть, ликвидация причин терроризма. Но практика показала, что выделенные на восстановление Чечни деньги неизменно разворовываются (причем в большинстве еще в Москве). Сам президент Путин, говоря об этом, беспомощно разводит руками: дескать, украли – и концов никаких найти нельзя.

Это значит, что в Чечне закладываются основы для длительной партизанской войны. Из мировой практики известно, что такая партизанская война может тянуться десятилетиями, превращаясь в постоянный фон политической и экономической деятельности для одних, и в образ жизни – для других. В Мьянме (Бирме) и в Колумбии, например, партизанская война идет с 40-х годов XX века и до сих пор. Тот, кто не хочет ликвидировать причины, объективно порождающие терроризм (и шире – вооруженное сопротивление), неизбежно обречен на безуспешную и безнадежную борьбу со следствиями.

 

26 сентября 1999 – 16 февраля 2001