Александр Тарасов

 

Молодежь Севера разочаровалась в политике и в политиках

 

Едва ли где-то еще в провинции городская молодежь так активно участвовала в президентских выборах и так дружно поддерживала Путина, как в Мурманской и Архангельской областях. За полгода все изменилось. Мурманские и архангельские студенты демонстрируют сегодня глубокую апатию, презрение к политике и полное неверие в президента Путина.

Тут надо иметь в виду, что Мурманск с Архангельском отличаются от типичных провинциальных областных центров. Именно здесь социальное и имущественное расслоение особенно заметно и постоянно бросается в глаза. Где-нибудь в Нечерноземье или в Сибири подавляющее большинство населения заметно обеднело за последние годы, а число нуворишей так мало, что они – в силу своей редкости – не мозолят глаза и не создали какую-то заметную собственную субкультуру и соответствующую ей инфраструктуру. В столицах (Москве и Петербурге), напротив, сосредоточены основные денежные потоки и, следовательно, основные доходы.  Здесь достаточно велико число богатых или относительно богатых – и сложилась уже субкультура богатства с соответствующей ей инфраструктурой. Можно месяцами вращаться в этом кругу как на работе, так и вне ее – и практически не соприкасаться с теми, кто не разбогател, а обнищал.

В Мурманске и Архангельске все по-другому. Население здесь делится на две резко различающиеся между собой категории: тех, кто связан с заграницей, и тех, кто с ней не связан. К первым относятся, например, те, кто ходит в море. Наши корабли сегодня фрахтуются иностранными фирмами, или же наши моряки нанимаются на иностранные суда. Можно, конечно, наткнуться на «акул капитализма» – и остаться без копейки и без документов где-нибудь в порту Уолфиш-Бей. Но чаще моряки возвращаются домой с двумя, тремя, пятью, а то и тридцатью тысячами долларов. Очень много получают, естественно, и те, кто связан с экспортом-импортом (города-то портовые). А также, ясное дело, те, кто работает на таможне (и вообще местная власть). Ну, и, конечно, «братва». То есть деньги, скажем, в Мурманске есть – и деньги немалые.

А вот тот, кто не связан с заграницей, живет плохо. Это, во-первых, военные, во-вторых, работники промышленных предприятий (в основном «оборонки»), в-третьих, бюджетники.

Наличие больших денег в городе удерживает цены на приличной высоте. Заметное число разбогатевших сограждан, живущих на широкую ногу и лихо швыряющих баксы на ветер, режет бедным глаз – и одних стимулирует к поиску денег любой ценой (в первую очередь – криминальным путем), других озлобляет.

А если к этому добавить высокую безработицу, психологическую усталость из-за длинной зимы и долгой полярной ночи, медленную, но верную деградацию городского и коммунального хозяйства, особенно заметную в городах-спутниках (Североморске, Северодвинске, Первомайском, Полярном), то вряд ли стоит удивляться, что мурманские или архангельские студенты так восторженно отнеслись к фигуре Путина. Студенты – не моряки, в экспортно-импортных фирмах все места давно заняты, проституция, конечно, дело прибыльное, но и для жизни опасное, появления новых рабочих мест не предвиделось, на «большую землю» не уедешь – нет денег. Ах, как хотелось надеяться на перемены к лучшему!

Один студент из Мурманского педагогического так объяснял это моим коллегам: «Ну видно же было, что Путин – просто из другого поколения. И понятно же было, что так, как все шло, дальше идти уже не может: дальше уже просто все развалится, техника развалится от старости – все же ремонта требует, а не ремонтируется. Троллейбусы разваливаются, электросети разваливаются, отопление на ладан дышит. Здесь же Север, здесь же Заполярье, здесь же морозы. Рядом море. Среда агрессивная, все ржавеет, обледеневает, гниет. И ни на что нет якобы денег, то есть все деньги разворовываются. Но на Камчатке, говорят, еще хуже… Дураку понятно, что кто бы ни стал президентом вместо Ельцина, он просто вынужден будет все это менять. Иначе все рухнет. А самого президента расстреляют или ему придется драпать из страны».

При этом, в отличие от каких-нибудь других мест, никого на Севере принадлежность Путина к КГБ не пугала: люди привыкли жить в погранзоне и в районах, нашпигованных военными объектами. Там этих кагебешников – на каждом шагу. Человека, у которого нет знакомого «бойца невидимого фронта», просто трудно найти.

В целом, если суммировать выявленные в начале 2000 года причины глубокого недовольства молодежи и высокого уровня ожидания ею перемен, эти причины можно свести к пяти основным пунктам:

1) разочарование в общих итогах социального развития, ситуация фрустрации, «утраченных иллюзий» (крах надежд на социальную справедливость или, по крайней мере, на большее социальное и имущественное равенство – на уровне «среднего класса»);

2) реакция на всевластие и привилегии правящей элиты;

3) осознание факта усиления зависимости и отставания России от развитых стран;

4) растущее обострение проблемы занятости, в частности, образование массового слоя безработной (или не получившей работы, соответствующей ее стремлениям и надеждам) образованной молодежи;

5) формирование нового «конфликта поколений» – в том числе в сфере экономики: выросло новое поколение, а все рабочие места – в первую очередь в госаппарате – уже надежно и надолго заняты предыдущим.

За полтора месяца до президентских выборов из 1220 опрошенных нами в 5 городах Мурманской области (Мурманск, Североморск, Кандалакша, Кировск, Апатиты) молодых людей в возрасте от 18 до 27 лет 62% заявили, что намерены голосовать за Путина. Никакой другой политик даже близко не подошел к этой цифре (Г. Зюганов, следующий на очереди, набрал лишь 18,5 %). При этом было заметно, что чем ниже образовательный уровень молодежи, тем популярнее среди нее Путин:

 

 

Это ни в коем случае не говорило о каком-то особенном скепсисе наиболее образованной молодежи персонально по отношению к Путину. Такая же динамика прослеживалась и в отношении Зюганова:

 

 

Даже в отношении Явлинского, традиционного считавшегося «любимчиком» образованной молодежи, опрос дал сходную тенденцию (хотя и более сглаженную):

 

 

Эти данные говорили лишь о том, что чем выше образовательный уровень реципиента, чем более развита опрашиваемая личность, чем выше уровень ее притязаний – тем большие требования она предъявляет к кандидату на пост президента и, естественно, тем меньшее соответствие этим требованиям она обнаруживает у наличных кандидатов.

Углубленное интервьюирование показало также, что молодежь склонна считать ответственным за тяжелое экономическое и социальное положение страны весь политический класс России в целом, без разделения на партии и идеологии, и потому те, кто уже был у власти (или ассоциировался в глазах молодежи с властью – как лидер думской фракции, например) имели меньше шансов на поддержку, чем новые фигуры. В этом смысле Путин выглядел именно фигурой новой, не примелькавшейся, хотя и имел за спиной посты директора ФСБ и премьер-министра, а вот Зюганов, несмотря на свой статус хронического оппозиционера, выступал в глазах молодых символом власти – и в первую очередь, символом многих десятилетий советской власти.

Но в действительности уровень ожиданий перемен был, видимо, гораздо выше, чем демонстрировали социологические опросы в начале года. Это, впрочем, естественно, поскольку опрос не является эмоционально значимым событием для реципиента, а вот президентские выборы таким событием являются.

Спустя полгода после состоявшихся президентских выборов из опрошенных нами мурманских студентов 48% сообщили, что голосовали на выборах за Путина. В Архангельские таких было 56,6%.

Сейчас все они жалеют об этом.

Они ждали перемен к лучшему, но не дождались. В Архангельске, правда, кое-какие перемены произошли: исчезли горячая вода и тепло, стали отключать электричество. Впервые в жизни замерзшие и озверевшие студенты вышли на городской митинг протеста. «Старшие товарищи» и представители официальных студенческих профсоюзов, как могли, утихомиривали страсти и тщательно отбирали ораторов, отсекая наиболее радикально настроенных от микрофонов и мегафонов. Так что митинг для многих обернулся очередным разочарованием. Типично признание 24-летней студентки: «Больше я на митинг не пойду. Никакого толку в этом нет. Или пойду – но уже только если какую-нибудь дорогу перекроют или администрацию подожгут».

Мурманчане также рассчитывали на быстрые и заметные перемены. И тоже их не дождались. Но окончательно подорвала авторитет новой власти трагедия «Курска». В Мурманске из уст в уста передают рассказы видяевцев, что президент на встрече с жителями гарнизона даже не скрывал, как ему все это скучно и неприятно, и что видевшие это видяевцы во время выступления Путина просто уходили один за другим из зала.

«Мы думали, Путин – это такая новая метла, которая по-новому метет. Мы думали, он ворье пересажает, людям за работу деньги начнет платить, людей уважать начнут, а он оказался птицей-говоруном. Говорит он много, и слова-то все правильные, но не меняется абсолютно ничего. Видно, ничего он сделать не может, может только говорить», – вынес жесткий вердикт студент МГТУ, по традиции именуемого в Мурманске «Моракадемией».

Из многочисленных социологических исследований известно, что то поколение, которое связывало свои надежды с «перестройкой» и активно в ней участвовало, пережило затем жестокую психическую травму – крах иллюзий и тотальное разочарование. Но 18–20-летние жители Мурманска и Архангельска пережили такую же травму в течение одного неполного года.

Около 80% опрошенных нами молодых заявили, что больше они политикой не интересуются, в политиков не верят и на выборы не пойдут.

Некоторые, наверное, скажут: «Ну, и хорошо, что они политикой не интересуются: не устроят, как это бывает со студентами, какой-нибудь очередной «Красный Май», как в 68-м в Париже».

Не устроят. Это верно. Но дело в том, что свое разочарование обследованная нами молодежь перенесла на сами демократические принципы, а также и на перспективы демократии и вообще прогресса в России.

Спустя полгода после выборов из 1040 юношей и девушек в возрасте от 18 до 27 лет, опрошенных нами в четырех городах Архангельской области (Архангельске, Северодвинске, Новодвинске и Онеге), почти 52% выразили пожелание уехать из России навсегда; свыше 66% высказали неверие в то, что в ближайшие 25 лет возможно экономическое, социальное, культурное и политическое возрождение России; свыше 80% согласились с мнением, что политические верхи страны тотально коррумпированы и исправить положение невозможно, поскольку любой человек, пришедший во власть, сам неизбежно втянется в коррупцию. Более того, почти 92% опрошенных высказали мысль, что честный труд сегодня и в обозримом будущем в России не может быть основой для улучшения имущественного положения, карьерного роста и вообще достойной жизни; свыше 88% в качестве основного условия индивидуального успеха назвали принадлежность к уже существующей экономической и политической элите и наличие нужных связей (блата), при этом свыше 70% выразили неверие в то, что им удастся пробиться в ряды этой элиты и/или завести соответствующие связи.

Наконец, около 96% высказалось против всякого участия в политической и общественной жизни и в защиту необходимости устраивать исключительно личную судьбу. При этом свыше 85% опрошенных согласилось с мыслью, что нет никакой нужды защищать государство в чрезвычайных ситуациях (даже в случае войны), свыше 82% сочло, что государство является «ненадежным работодателем» (не выполняющим своих обязательств перед работниками), а свыше 61% опрошенных заявило, что самый лучший и надежный работодатель – это, по их выражению, «бандиты» («платят вовремя и без обмана»).

Обращение к бандитам представляется почти 77% опрошенных более надежным и эффективным способом разрешения конфликтов, чем обращения в суды и прочие официальные органы. Свыше 60% опрошенных заявило, что насилие вообще является наиболее эффективным, быстрым и правильным способом разрешения любых конфликтов в современной России.

Как обычно в таких случаях, юноши демонстрировали больший радикализм, чем девушки, но, надо отметить, не такой заметный, как можно было бы ожидать. Другим неожиданным фактом явилось то, что вопреки многолетним наблюдениям не обнаружилось статистически заметного снижения радикализма в высказываниях и оценках с возрастом (от 18 к 27 годам) и с увеличением образовательного уровня. Напротив, студенты зачастую демонстрировали большее разочарование, чем не студенты, и высказывались о власти, политике и перспективах развития России куда жестче и радикальнее.

28 октября –17 ноября 2000