Александр Тарасов

ЧЕРЕЗ 10 ЛЕТ МЫ ПРИДЕМ К “НАРОДНОЙ ВОЛЕ”

Политический терроризм знаком почти всем странам мира. В некоторых странах изолированные акты политического терроризма перерастали в систематическую вооруженную борьбу против правительства, в “городскую герилью”, в то, что на профессиональном языке политологов называется “гражданской войной малой интенсивности”. Понятно, как это происходит в странах, где тлеют национальные или религиозные конфликты. Но как возникает “городская герилья” на чисто социальной почве? Как и почему оппозиционные движения переходят к насильственным методам борьбы с правительством?

Конечно, в разных странах это бывает по-разному, тем более, что и чисто политический терроризм может быть разным – как левым, так и правым. А в некоторых странах существуют освященные историей традиции вооруженной борьбы – например, в Венесуэле, Аргентине или Колумбии – и там к террористической борьбе не раз переходили обычные либеральные партии парламентского типа.

Но для нас наиболее показателей опыт ФРГ, городской герильи 60-х – 90-х годов в этой стране и, в первую очередь, история организации “Фракция Красной Армии” (Роте Армее Фракцион, РАФ).

РАФ и другие городские партизаны ФРГ (“Тупамарос Западного Берлина”, “Движение 2 июня”) вышли из левого студенческого антифашистского движения. До того, как взяться за оружие, они были принципиальными противниками насилия, пацифистами, мягкими, добрыми, отзывчивыми людьми, мечтавшими (и пытавшимися) помогать другим людям. Лидер РАФ Гудрун Энслин училась на педагога, на каникулах бесплатно работала в детских приютах; Вильфреда Бёзе, погибшего в аэропорту Энтеббе, школьные друзья дразнили “пацифистом”; один из лидеров “Движения 2 июня” Ральф Рейндерс имел репутацию человека, “с детства ненавидевшего все формы войны и насилия”; Ульрика Майнхоф, воспитывавшаяся с раннего детства теткой, известным теологом и детским педагогом Ренатой Римек, в юности собиралась стать монахиней. Бригитта Кульман, педагог по профессии, посвящала все свободное время уходу за больными. Андреас Баадер создал приют для беспризорных детей – и одной из причин его ухода в партизаны было то, что сытое равнодушное общество бундесбюргеров отталкивало от себя выхоженных им детей: общество вынуждало их либо воровать, либо идти на панель.

Сначала будущие городские партизаны пытались добиться наказания фашистов и отстранения от должностей гитлеровских палачей. В 50-е – 60-е годы в ФРГ у штурвала власти – в политике, в бизнесе, в СМИ – сплошь и рядом стояли люди с нацистским прошлым, политическим, управленческим и хозяйственным опытом, приобретенным при Гитлере. В годы "холодной войны" в ФРГ "закрыли глаза" на прошлое этих людей – якобы "других кадров не было".

Тогда, в 60-е, наивные студенты пытались "разоблачать". Они думали, что достаточно опубликовать имена военных преступников – и тех накажут.

У меня есть ксерокопии таких списков. Мелким убористым шрифтом, страница за страницей, разбитые по графам: имена, должности в III рейхе, доказанные военные преступления, должности сейчас. Тысячи, десятки тысяч имен. Высокопоставленные чиновники, богатые бизнесмены, на худой конец – заслуженные пенсионеры. Аналогичные списки – по тем, чьи процессы состоялись, но суды вынесли им символические наказания. Наивные студенты спрашивали: "Почему? Разве так должно быть?". Они верили в силу гласности и в то, что ФРГ – демократическое государство. А это государство просто игнорировало их разоблачения.

"Денацификация" официально кончилась в ФРГ 1 января 1964 г. За это время к ответственности было привлечено 12 457 военных преступников, причем осуждено лишь 6329 человек. Военные преступления не имеют срока давности – и до января 1980 г. в ФРГ суды рассмотрели 86 498 дел военных преступников. К тюремному заключению приговорено 6446 человек. Но тюремное заключение – понятие растяжимое. Комендант Дахау Михаэль Липперт получил всего лишь 18 месяцев тюрьмы. Генерал СС Зепп Дитрих, знаменитый убийца и садист, прославившийся тем, что лично застрелил Эрнста Рёма, получил тоже лишь 18 месяцев! Группенфюрер СС Карл Оберг и его ближайший помощник Гельмут Кнохен, руководившие фашистским террором во Франции, получили от французского суда смертный приговор, но были выданы германской стороне – и тут же освобождены. Иоганн Кремер, врач-палач из Освенцима, был приговорен польским судом к смертной казни. Власти ФРГ добились его выдачи и освободили. "Палач Дании" Вернер Бест, лично виновный в убийстве минимум 8 тысяч человек, вообще не был осужден и прекрасно жил, занимая высокооплачиваемую должность юрисконсульта в концерне Стиннеса (суд над ним откладывался из года в год по причине "слабого здоровья"; со "слабым здоровьем" Бест дожил до 1983 г., когда дело против него было окончательно прекращено – "ввиду преклонного возраста"). Нацистские судьи, выносившие смертные приговоры антифашистам, десятками отправлявшие на виселицы "паникеров" в последние месяцы войны, не понесли никакого наказания – никто, "ни один-единственный", как с горечью писал известный немецкий драматург Рольф Хоххут.

Немецкие антифашисты собрали к началу 70-х гг. доказательства вины 364 тысяч военных преступников. По их подсчетам, 85% чиновников МИД ФРГ должны были сидеть не в своих кабинетах, а в тюрьме. Из 1200 палачей Бабьего Яра, чья вина была документально установлена, перед судом предстали 12: один был повешен в Нюрнберге оккупационными властями, еще 11 судили в 1967 г. – уже германские власти – и все они отделались символическими наказаниями.

С точки зрения студентов-антифашистов, в ФРГ проходила не "денацификация", а "ренацификация". В 1955 г. парламентская комиссия во главе с Ойгеном Герстенмайером, председателем бундестага и личным другом небезызвестного Отто Скорцени, приняла решение, которое открывало доступ в бундесвер всем бывшим "фюрерам СС" вплоть до оберштурмбанфюрера, причем каждому из них сохранялся прежний чин. Был принят "Закон об изменении ст. 131" конституции ФРГ, в соответствии с которым все бывшие нацистские чиновники и профессиональные военные подлежали восстановлению в своем прежнем положении, а если это невозможно – государство должно выплачивать им пенсии. В 1961 г. к закону было принято "дополнение № 3", которое распространяло действие закона на эсесовцев – членов организации, официально признанной в Нюрнберге преступной. Промышленники, чье соучастие в преступлениях против человечества было доказано, процветали – начиная с концерна Флика и кончая фирмой Дёгусса, занимавшейся при нацизме переплавкой золотых коронок умерщвленных в Треблинке в слитки. Нацистские военные преступники дорастали до министерских постов – как это было, например, с Теодором Оберлендером, командиром спецбатальона "Нахтигаль", который прославился массовым истреблением мирных жителей на Украине, – и даже до поста федерального канцлера, как это было с Георгом Кизингером, одним из разработчиков доктрины антисемитской пропаганды при Гитлере.

Стоит ли удивляться, что часть молодежи вскоре пришла к выбору, что она живет в фашистском государстве, просто этот фашизм – "дремлющий". Что он замаскировался, затаился, но не перестал от этого быть фашизмом. А раз это фашизм – то с ним и надо бороться как с фашизмом. То есть с оружием в руках. Одним из активных пропагандистов этой точки зрения был Хорст Малер, будущий теоретик "Фракции Красной Армии" (РАФ). Он так и писал: "Мы должны выманить фашизм наружу". Другим был Михаэль "Бомми" Бауман, тоже в будущем знаменитый боевик, порвавший с РАФ сразу, как только ему показалось, что проарабская позиция РАФ может перерасти в антисемитизм.

Представление о ФРГ как о стране "дремлющего фашизма" находило все новых приверженцев. В июне 1967 г. во время митинга протеста против визита в Западный Берлин иранского шаха полицейский убил выстрелом в спину студента-теолога Бенно Онезорга. На следующий день на студенческом митинге учившаяся на педагога Гудрун Энслин, до того – враг всякого насилия, выкрикнула знаменитые слова: "Это – фашистское государство, готовое убить нас всех. Это – поколение, создавшее Освенцим, с ними бессмысленно дискутировать!". Вскоре Энслин стала одним из лидеров РАФ. Когда в апреле 1968 г., под воздействием травли, развернутой концерном Шпрингера против лидера Социалистического союза студентов Руди Дучке (отнюдь не террориста), на того совершил покушение неонацист Иозеф Бахман и тяжело ранил Дучке в голову, уже сотни, если не тысячи молодых людей восприняли случившееся как "начало фашистского террора". А Хорст Малер перешел от теорий к действиям – взорвал бомбу в здании издательства Шпрингера.

Даже выбор жертвы для самой известной акции РАФ – похищения и затем (после отказа правительства освободить лидеров РАФ) убийства президента Объединения германских промышленников Ганса Мартина Шлейера был произведен "с учетом личности" последнего. Эсесовец Шлейер был доказанным военным преступником и нес личную ответственность за военный террор в Чехословакии. Властями ФРГ он, разумеется, наказан не был. Выбирая его из нескольких сотен равных по рангу "классовых врагов", РАФ исходила еще и из того, что Шлейера точно "убить не жалко".

Россия сегодня – словно ФРГ в 1955 г. От неосталинистских времен Брежнева и Андропова нас отделяют только 10 лет. Собственно сталинские палачи в большинстве уже умерли. Но неосталинские – живы и занимают высокие посты. Откуда взялась наша политическая, экономическая, военная, полицейская элита, как не из времен брежневского неосталинизма? Но кто-нибудь слышал о наказаниях палачей брежневских времен? Например, психиатров в погонах, хотя использование психиатрии в карательных целях – преступление против человечества. Напротив, эти люди растут по служебной лестнице. Кто-нибудь наказан за афганскую авантюру или хотя бы за совершенные там военные преступления? А из армии вычищают "непокорных" и повышают тех, кто готов выполнять любые, даже заведомо преступные приказы – как это показала Чеченская война.

Напрашивается мысль о том, что Россия – страна "дремлющего сталинизма". Тогда все становится логичным и понятным. И то, что диссиденты оказались не у дел, а неосталинистская номенклатура – на коне. И то, что уж если назначают руководителя ФСБ в Москве или в Питере – обязательно такого, кто запятнан борьбой с инакомыслящими. И то, что при новом, вроде бы "демократическом" режиме карательные органы не могут простить "измены" помогавшему диссидентам капитану Орехову. И то, что музей Сахарова в Москве лишают помещения, а палачу Сахарова – врачу Олегу Обухову, подвергавшему академика по сути дела пыткам и доведшему его до микроинсульта – в Нижнем присваивают звание "почетного гражданина города"...

Есть люди, которые давно убеждены, что Россия – страна "дремлющего", скрытого сталинизма. Как и в ФРГ, это леваки. Возьмите любое их издание – хоть питерский "Новый свет", хоть московское "Черное знамя" – и вам станет ясно: для них это вопрос решенный.

Все повторяется. Сначала они собирали доказательства. И расплачивались за это. Петр Сиуда, один из лидеров Новочеркасских событий 1962 г., приговоренный к высшей мере (заменена на 12 лет), всю жизнь скрупулезно собирал материалы о Новочеркасском восстании. В период перестройки собранные в сборник материалы он рассылал куда только мог. И – пробил стену молчания. Что интересно: по материалам Сиуды писали о ком угодно, славили генерала Шапошникова, отказавшегося подавлять восстание, но о самом Сиуде "большая пресса" молчала. Сиуда был "неудобным случаем", большевиком-антисоветчиком по убеждениям. Поездив по стране и не найдя организации таких же, как он, "подлинных большевиков", Сиуда вступил в Конфедерацию анархо-синдикалистов. Одновременно он искал место захоронения погибших в 1962 г. Сиуда был убежден, что власти тогда совершили преступление против человечества: закопали вместе с убитыми и раненых (это такая старая добрая русская традиция – 14 декабря 1825 г. по приказу царя обер-полицмейстер Шульгин за ночь очистил улицы города от всех следов восстания: спустил и трупы, и раненых под лед Невы; поэтому, кстати, до сих неизвестно точное число жертв 14 декабря). К началу мая 1990 г. Сиуда нашел-таки следы тайных погребений и свидетеля – экскаваторщика, участвовавшего в захоронении раненых. И опрометчиво сообщил об этом в Москву. 5 мая он был найден мертвым около своего дома. Документы исчезли. Власти, конечно, заявили, что смерть наступила от "естественных причин".

Молодые анархисты образца 1993 г. уже не занимались разоблачениями. Знали, что бесполезно. Они перешли к "акциям прямого действия" – "инфернализовали существование "новых русских" и прочей криминально-буржуйской сволочи". То есть, попросту говоря, били по ночам стекла в "мерседесах" и "ауди". Ночью 7 июня 1993 г. двое таких анархистов решили испортить праздник "новым русским", которые особенно бурно "гуляли" в ресторане "Пхеньян". С криками "Вот вам, фашистские рожи!" анархисты забросали камнями окна ресторана. Однако "фашистские рожи" были еще не очень пьяны. Они выскочили наружу, поймали одного анархиста, Максима Кузнецова, и стали бить смертным боем. Забили до смерти. Убийцу власти, конечно, не нашли. Да и не искали.

В ответ в 1994 г. в Петербурге возник Революционный студенческий комитет им. М. Кузнецова. Теперь уже в Петербурге бьют стекла в иномарках. Иногда – среди бела дня, при большом скоплении народа. Не было случая, чтоб кто-то из этого народа дал на студентов показания. Народ явно сочувствует.

По мере того, как все большее число людей обнаруживает, что никакие выборы ничего не меняют в их жизни, что полицейский произвол процветает, что никакие государственные институты их ни от чего не защищают – все больше сторонников появляется у идеи "дремлющего сталинизма". Вчера так считали одни леваки, а сегодня – и ДС, и пол-"Мемориала", и многие другие. После этого остается сделать один шаг – сказать: сталинистский режим – режим преступный (как бы он ни маскировался под демократию). С преступным режимом можно и нужно бороться с оружием в руках. Дальше – всё, как в ФРГ.

Собственно в эволюции немецких студентов от пацифизма к вооруженной борьбе не было ничего нового. В России когда-то народники проделали такой же путь: от организации больниц и школ для крестьян – к вооруженному подполью “Народной воли”. Народничество организационно оформилось в 1861 г. – с созданием “Земли и воли”. Систематическая террористическая борьба началась с создания “Народной воли” (1879 г.), то есть спустя 18 лет. Приблизительно такие же сроки прослеживаются и в Германии: создание ФРГ – 1949 г., первый теракт – 1968 г. Получаем, что для превращения ненасильственной оппозиции в вооруженное подполье требуется приблизительно 20 лет.

Для Российской империи стартовым событием была крестьянская реформа 1861 г. Для ФРГ – ликвидация фашистского государства и создание Федеративной Республики. Для современной России точкой отсчета является 1991 год, год падения власти КПСС и распада СССР. С тех пор прошло лишь 8 лет, но тенденция уже налицо. Для того, чтобы у нас появилась и стала активно действовать новая “Народная воля”, собственная “Роте Армее Фракцион”, нужно всего-то спокойно, без смены элит, подождать лет десять. В 2010 г. Москва уже будет неотличима от Белфаста.

1 октября 1995 – 5 октября 1998